Нерон
Шрифт:
Путеолы
Поставки зерна в столицу были постоянной заботой правительства. Суда, прибывающие из Сицилии и Египта, обычно доплывали до Путеол, города у залива, ныне именуемого Неаполитанским. Однако оттуда до Рима еще далеко, ибо протяженность Аппиевой дороги — 150 миль. Значительно удобнее была разгрузка в порту Остия в устье Тибра, откуда и по суше гораздо ближе, и можно также подводить баржи вверх по реке до самой столицы. Однако остийский порт был мал и страдал от разливов Тибра. Клавдий начал грандиозные работы по его перестройке. Эти работы все еще продолжались. Путеолы по-прежнему оставались главным портом Западной Италии и самой столицы. По богатству и по числу населения Путеолы были вторым после Рима городом на полуострове, значительно превосходя соседний Неаполь.
Шестью столетиями ранее греки основали этот юрод на обрывистом холме, несколько выдающемся вперед на северном побережье залива. Этот город назвали Дикерхия. Греческая колония позже разрасталась, застройка пошла вдоль моря и в западном и восточном направлениях. Греческое его название сменилось на итальянское — Путеолы. Однако
Главный порт находился по западную сторону холма. Чтобы предохранить его от штормовых ветров, построили громадный мол, предмет гордости современников, развалины мола внушают уважение и поныне. Длина его была почти четыреста метров, ширина от 11 до 16 метров. Набережная порта в восточном направлении простиралась на два километра. Там находились склады, зернохранилища, доки, большой крытый рынок. Однако и такого огромного порта оказалось недостаточно, поэтому на восточной стороне были устроены гавани меньших размеров, с ограждающим их молом длиною в восемьдесят метров.
В самом городе имелось несколько великолепных зданий. На холме высился храм Аполлона и Августа, а в отдалении от берега, на склонах гор, располагались: театр, амфитеатр, бани, громадный цирк. К западу от порта уже издавна возводили свои виллы богатейшие люди Рима. Среди них была и та, в которой поселился диктатор Сулла после того, как сложил с себя власть; по дороге на Кумы находилась также прославленная вилла Цицерона, которую он называл Академией. Во времена империи ее превратили в курорт, так как на ее территории забили горячие источники.
Оживленной, богатой и красочной выглядела жизнь в этом городе, который был весь обращен к морю, радостно приветствуя корабли, прибывающие в Средиземное море из самых разных стран.
«Сегодня неожиданно, — писал Сенека своему другу, — показались на горизонте александрийские корабли, которые обычно высылаются вперед, чтобы возвестить скорый приход идущего вслед флота. Именуются они „посыльными“. Их появление радует всю Кампанию: на молу в Путеолах стоит толпа и среди множества кораблей различает по парусной оснастке суда из Александрии: им одним разрешено поднимать малый парус, который остальные распускают только в открытом море… Как только суда зайдут за Капрею и за тот мыс, где Паллада глядит со своей скалистой вершины, все они поневоле должны довольствоваться одним парусом — кроме александрийских, которые и приметны благодаря малому парусу.
Эта беготня спешащих на берег доставила мне, ленивцу, большое удовольствие, потому что я должен был получить письма от своих, но не спешил узнать, какие новости о моих делах они принесут» [43] .
Корабельные грузы были самыми разнообразными: зерно, оливковое масло, вино, папирус, лен, стекло, духи, рабы. Дорогие товары поступали даже из далекой Индии через Красное море и Египет. Население жило не только морем и торговлей. Путеолы славились металлургическими изделиями и красильным делом. Здесь имелось множество банков и предприятий, хватало также учителей всех возможных искусств и жрецов наиболее экзотических культов. Полным-полно было адвокатов, астрологов, женщин легкого поведения, мошенников и воров. Именно поэтому здесь надолго задержались герои романа Петрония. Здесь же они посетили школу красноречия Агамемнона, здесь почтенная старушка привела Энколпия в бордель, здесь они познакомились с Трималхионом, который пригласил их к себе на пир. В ходе этой трапезы, когда хозяин на минуту удалился из зала, беседы потекли более непринужденно. Говорилось обо всем, чем жил город. Досталось также и городским властям, особенно от Ганимеда:
43
Л. А. Сенека. Нравственные письма к Луцилию. С. 150.
«Говорите вы все ни к селу ни к городу; почему никто не беспокоится, что ныне хлеб кусаться стал? Честное слово, я сегодня кусочка хлеба найти не мог. А засуха-то все по-прежнему! Целый год голодаем. Эдилы — чтоб им пусто было! — с пекарями стакнулись. Да, „ты — мне, я — тебе“. Бедный народ страдает, а этим обжорам всякий день — сатурналии. Эх, будь у нас еще те львы, каких я застал, когда только что приехал из Азии! Вот это была жизнь!.. И если хлеб оказывался черствым, они брали этих гадов за горло, так что у тех душа в пятки! Но помню я Сафиния! Жил он (я еще мальчишкой был) вот тут, у старых ворот; перец, а не человек! Когда шел, земля под ним горела! Но прямой! Но надежный! Друзьям друг! С таким можно впотьмах в морру играть. А посмотрели бы его в курии. Иного, бывало, так отбреет! А говорил без вывертов, напрямик. Когда вел дело на форуме, голос его Гремел как груба; никогда притом не потел и не плевался. Думаю, что это ему от богов дано было. А как любезно он отвечал на поклон! Всех по именам звал, ну словно сам из наших. В те поры хлеб не дороже грязи был. Купить его на асс — вдвоем не съесть; а теперь он не больше бычьего глаза. Увы! Увы! С каждым днем все хуже; город наш, словно телячий хвост, назад растет! А кто виноват, что у нас эдил трехгрошовый, которому асс дороже жизни. Он втихомолку над нами подсмеивается. А в день получает больше, чем иной по отцовскому завещанию. Уж я-то знаю, за что он получил тысячу золотых; будь мы настоящими мужчинами, ему бы не так привольно жилось. Нынче народ: дома — львы, на людях — лисицы. Что до меня, то я проел всю одежонку, и, если дороговизна продлится, придется и домишко продать. Что же это будет, если ни боги, ни люди не сжалятся над нашим городом?» [44] Другой участник пира, Эхион-лоскутник, слегка успокаивал разгневанного Ганимеда: «Пожалуйста, выражайся приличнее. „Раз — так, раз — этак“, — как сказал мужик, потеряв пегую свинью. Чего нет сегодня, то будет завтра: в том вся жизнь проходит. Ничего лучше нашей родины нельзя было бы найти, если бы люди поумней были. Но не она одна страдает в нынешнее время. Нечего привередничать, все под одним небом живем. Попади только на чужбину, так начнешь уверять, что у нас свиньи жареные разгуливают. Вот, например, угостят нас на праздниках в течение трех дней превосходными гладиаторскими играми, выступит группа не какого-нибудь ланисты [45] , а несколько настоящих вольноотпущенников» [46] .
44
Петроний. Сатирикон. М.—Л., 1924. С. 93–94. Пер. Б. Ярхо.
45
Учителя и начальники гладиаторов.
46
Петроний. Сатирикон. М. — Л… 1924. С. 95. Пер. Б. Ярхо.
В действительности, однако, дела города обстояли не лучшим образом. Правда, он пользовался широкой внутренней автономией, так же, как все города империи, но структура этих «муниципиев» и «колоний» [47] была так задумана, что абсолютный перевес в правах оставался за богатыми слоями населения. Каждый гражданин города имел право голоса при выборах должностных лиц, которые проводились ежегодно, однако в кандидаты мог выдвигаться только тот, кто обладал известным состоянием. Равно и сам механизм голосования обеспечивал богатым преимущество перед плебсом. Учреждения были коллегиальными. В муниципиях наиболее почетными были quattuorvires, присматривающие за действиями администрации, и uediles (эдилы), отвечающие за порядок и обеспечение; зато в колониях таких чиновников было только двое. После годичного пребывания на этой должности они пожизненно входили в совет декурионов [48] , который служил как бы миниатюрной копией римского сената. Именно этот совет играл самую важную роль в самоуправлении. Он обладал широкими контролирующими полномочиями, с его авторитетом считался каждый служитель.
47
Города и поселения с особым статусом самоуправления.
48
Члены местного сената.
Не удивительно, что в такой ситуации часто возникали конфликты между городскими властями и плебсом. Притесняемый богачами, он не мог отстаивать свои права, ибо одни и те же люди и угнетали его, и заседали в учреждениях и судах. В Путеолах жило также много пришлого люда, вообще лишенного каких-либо прав, хотя многие жили здесь с давних пор.
В 58 году в городе вспыхнули серьезные волнения. Обе стороны — и декурионы и плебс — направили в Рим свои депутации, взаимно обвиняя друг друга в возбуждении уличных стычек и поджогах домов. Восстановить порядок в столь крупном портовом городе сенат поручил Гаю Кассию. Это был тот прославленный юрист, который недавно осмелился заметить, что изобилие праздничных дней в связи с победами в Армении мешает ведению насущных дел. Возможно, сложную миротворческую миссию ему доверили не без злорадства: пусть блестящий правовед, так озабоченный жизненными нуждами, покажет, как он умело решает рожденные ими проблемы.
Кассий прибег к суровым мерам, но ничего не добился. Через некоторое время он сам попросил освободить его от этого поручения. Тогда в Путеолы направили двух братьев Скрибониев — Прокула и Руфа. У них дела пошли лучше, возможно потому, что им придали когорту преторианцев.
Байи и Бавлы
В марте 59 года Нерон находился неподалеку от Путеол, в своей вилле в Вайях. Это имение уже издавна было самым прославленным приморским курортом в Италии. Оно раскинулось на полуострове, замыкавшем Неаполитанский залив с запада. На самом мысу располагался порт Мизены, где в двух глубокий природных гаванях стояла эскадра военного флота. Зато в Бавлах, лежащих в середине береговой линии, имелся только мелкий заливчик со спокойной водой; над песчаным побережьем возвышалось полукружие гор с обрывистыми склонами. Из Бавл открывался великолепный вид на весь залив — от Путеол, окрестностей Неаполя и конуса Везувия, до гористого Суррентского полуострова и его продолжения, острова Капреи, замыкающего горизонт с юга.
Байи своей славой обязаны были не только лечебным источникам, имевшимся здесь в изобилии, самых разных минеральных составов: сернистые и соляные воды, битумные кислотные фонтаны. Некоторые из них били у самого берега моря и даже из волн. В летние месяцы в Байях устанавливался малярийный климат, ибо вдоль береговой линии основания полуострова простирались обширные лагуны мертвых вод: по дороге в Путеолы — Лукринское озеро, а по западной стороне, по пути на Кумы, — Ахерусийское озеро. Весной, однако, здесь было поистине чудесно. И потому уже три столетия сюда съезжались богатые римляне на отдых и лечение. Все наиболее роскошные виллы возводились на холмах и у самого моря в Байях либо по соседству с ними. Здесь имели свои виллы такие прославленные личности, как Марий, Помпей, Антоний, Варрон, Цицерон, Домиция — тетка Нерона, Кальпурний Пизон. Императоры часто отдыхали в Байях. В их руки и переходили постепенно, путем наследования, самые красивые дома в этих окрестностях.