Нерозначники
Шрифт:
После той переборки жизненной с Игнатом перемена дивная случилась. Раньше, помнишь же, у него мысли ворохались, как бы побольше у леса взять. Ради корысти и нароста денежного на всякое злодейство был готов. А тут вдруг в нём талант художника открылся... Попробовал он поначалу этюд лёгонький написать, и так у него ладненько получилось, что будто рука сама по себе каждое движение знает. Словно Игнат живописцем родился и с малолетства картины писал. Потом и портреты из-под карандаша пошли. Так, понимаешь, руку набил, что и за масло взялся.
Второй год он уже тихонький-тихонький, воды не замутит. Поглядывает на всех робко, а чтобы в злобе распалиться
– - Тут у нас сухонос гнездится, а вы стрелять будете, -- говорит он всякий раз.
– - Как бы ни напугали.
Не каждый охотник про сухоноса-то слышал, потому и сразу выспрашивает, что за невидаль такая.
– - Это такой вид гусей, очень редкий, занесён в Красную книгу, -- серьёзно объясняет Игнат.
– - Он около двадцати лет у нас не гнездился, и вот сейчас уже второй год гусята в наших краях выводятся. Узнали, наверно, сухоносы, что заказник сделали, и обратно прилетели. Очень уж пугливые птицы...
Надают ему, бывало, тумаков, а он всё равно на рожон лезет. Сам себе и определил жизненную линию: дескать, за старое плачу, так мне и надо.
Вот такой Игнат стал. А надумал он, знаешь, картину Тале в подарок поднести. И не простую... Со смыслом так-то. На прошлой неделе только вот написал маслом и уж намерился Елиму в Забродки везти, а тут внучка его объявилась. Обрадовался, конечно, захотелось ему узнать, как Таля на его творение посмотрит.
Картина и впрямь на диво, самый подарок и есть. На ней сам Елима изображён, и до того, слышь-ка, сходство истое, будто фотография какая. На полотне Елим возле печки в стареньком кресле сидит и на руку в задумчивости голову приклонил. На левом плече у него орёл-беркут важно восседает, а на коленях барсучишка, с лисьим хвостом на заду, задремал... Ну и справа рядышком так-то косуля, с алыми бусками на шее, стоит, замерла смирёхонько, и будто с улыбкой хитрющей напредки смотрит.
Доставил Игнат картину, в простынь белую завёрнутую, к дому Ленки-плясуньи и кликнул хозяйку из-за калитки.
– - Вот принёс...
– - скромно потупился он и перед собой картину выставил.
– - Хочу внучке Елима в подарок поднести.
Ленка-плясунья на него недоверчиво посмотрела -- что от дуралея, на голову ушибленного, ждать? Не сразу, понятно, и решилась. Больше минуты пытливо на его подсекшееся лицо смотрела, а потом всё-таки смилилась.
– - Ладно, заходи, -- снизошла она и погрозила, как дитю малому: -- Только смотри у меня! Девушка с города, всего боится...
А какой от Игната страх? И комара даже теперь не хлопнет, и мошку какую. Его ребятня по всей деревне гоняет, а он и голоса не повысит. Всякие насмешки терпит, да и сам иной раз вместе со всеми над собой смехотничает. Оттого селяне все кому не лень стращают ему да пальцем грозят.
Лена запустила Игната в
– - Глянь, подружка, какую картину художник наш намалевал...
– - Вот принёс...
– - опять робко сказал Игнат и ткань с картины снял.
– - Елиму посвящение...
Таля увидела дедушкин облик да так и ахнула! На портрет любуется и глазам не верит.
– - Неужели вы это сами?..
– - спросила она и восхищённо на Игната воззрилась.
Игнат скромно потупился и промычал что-то несвязное.
– - Дедушка животных очень любит. Только у вас странные они какие-то... А медведицы Насти почему нет?
– - Так не было её там...
– - смущённо заулыбался Игнат.
Таля не поняла, конечно, ничего, а за подарок поблагодарила горячо. Лене тоже картина понравилась, скоренько самовар на стол поставила и всякие сладости из буфета достала.
– - Садись, Игнат, к столу, -- ласково позвала она.
– - Попей с нами чайку. Может, чего крепкого хошь?
Однако от пьяного зелья Игнат наотрез отказался. С тех пор, когда из больницы вернулся, два раза напивался. Вовсе это худо оборачивалось. Такие, слышь-ка, у него смутки в голове приключались, что его обратно в клинику увозили. Вот уже почти год и уклоняется.
Надобно сказать, окромя художества Игнат очень тусторонним завлёкся. Стал про это всякую книгу читать и побасёнками чудными интересоваться. А уж про болотняка, коего Лека в чарусе видела, всё доподлинно у неё вызнал. Вдовесок Лека ему ради смеха ещё многонько всяких историй насказала... Такие, знаешь, дивеса, что нормальный человек вовсе на веру не примет, слушал бы и не хватался нисколь -- в одно ухо влетело, в другое -- вылетело, и без всякой остановки так-то. Хотя, по правде сказать, не очень-то Лена кривила, чистейшую правду сказывала. Разве что приукрасила кое-где для красного словца. Однако Игнат всё серьёзно воспринимает и страсть как любит чудное послушать.
Припасла Лена и на этот раз для Игната историю.
– - Слышала я от бабки моей, -- взялась рассказывать она, -- что будто бы мой прадед однажды в лесу на избушку необычную набрёл (Игнат подобрался весь и ещё лише уши потянул). Странная совсем избёнка такая, дверок на ней вообще нет, только одно оконце маленькое проглядывает. Удивился прадед, конечно, а потом подумал, что, наверно, на крыше какой-нибудь потайной лаз есть. А сам домишко ветхий такой -- прямо гляди рассыплется. Прадед мой и решил, что заброшенный он. И уж было мимо прошёл, а тут вдруг очень ему захотелось в то оконце глянуть...
– - Лена замолчала вдруг и задумчиво на гостя посмотрела.
– - А дальше, дальше что было?!
– - не удержался Игнат.
Помолчала ещё чуть Лена и говорит:
– - Глядит, а там люд неважнецкий... И мужичьё всё бородатое и страхолюдины такие, что смотреть страшно. Женщины тоже есть, и уж не больно краше. Пирушка у них там какая-то вовсю шла. И странность такая: видно, что галдят и шумят друг на друга, а прадеду ни одного словечка, ни звука не слыхать...
– - А дальше, дальше что было?!
– - взмолился Игнат.
– - Дальше...
– - Лена жалостливо на гостя глянула и говорит: -- Дальше прадед сказывал, что один из них на него обернулся, посмотрел страшным глазом... и прадед потом очнулся совсем в другой стороне, возле Ставерских озёр. Пришёл в сознание, глядит: лежит он возле самого берега, всё на месте, вот только сапог не стало... Прабабка ему так и сказала: наука это тебе, знак, не ходи, мол, куда не просют. Вот такие чудеса бывают...