Нерозначники
Шрифт:
Зарубка 16
Живая книга жизни
А в жизни случилось вот как.
Если в будущее заглянуть, Альберт худо свою жизнь закончил. Вдруг оказалось, что его подпись под худыми документами проставлена. Взялись
Ну, Альберта под белы руки и в тюрьму закрыли. И как ни странно, слышь-ка, никто за него вступаться не стал...
Отсидел сколько-то за решёткой, а когда вышел, и не зажился. И не мудрено, знаешь: Шивера ему завсегда перед глазами мерещилась. И та фляжка, со змеями, что она ему подарила, неотступно с ним пребывала. Полнёхонька пьяного зелья губительного. Сколь ни отпивай, а в ней всё не убывает. Правда, потускнела фляжка, в один из дней и золотой блеск, и самоцветы исчезли, и перевернулась она в обычную дешёвую поделку.
А уж беды на Альберта посыпались! Жилья у него никакого не стало. Да и редкий день случится, чтобы он под чей-нибудь кулак не попал. Болезни и недуги пиявистые к нему прилипли -- всех и не перечесть.
Так вот янька в откать последнюю и превратился.
К слову скажу, увидела его Таля таким...
Это через два года случилось. По лету. В это утро Таля коляску с сынишкой на прогулку выкатила. На лавочке в парке присела, а погода чудная выдалась, сердце так и радуется весёлому деньку. Сынишка уснул, в тепле посапывает, а вокруг птахи заливаются, поют песни свои сокровенные. И плишки среди них, верно...
Таля книжку достала и уж читать стала, а глаза подняла и вдруг видит... Альберт мимо идёт. Грязный весь, замусоленный, в разодранном свитере -- одеждой-то не назовёшь, так, лохмотья рванные. Волосы клоками, а лицо красное, одутловатое и в грязных язвах таких, что и смотреть страшно. Идёт и по сторонам зыркает, словно что-то в траве выглядывает.
Не сразу и признаешь в нём кичливого яньку. Однако Таля его сразу узнала. Испугалась, закрыла собой сынишку и в ужасе на Альберта смотрит. А тот, только Талю увидел, сам оторопел -- да как жахнется в сторону! На бегу у него сумка порвалась, и грязные пустые бутылки из неё со звоном просыпались. Какие и побились, а он даже и не поворотился. Так-то и скрылся за углом, всё побросав.
...Шивера от него так до последнего дня и не отвязалась. Про выпивку всегда напомнит и пожалеет. Разболится у Альберта всякий раз голова, а Шивера уже рядом. Разъяснит и посочувствует: "Что, головушка болит? Это, Альбертушка, выпить надо. Я ли не вижу, как у тебя организм иссушился. Оросить надо, оросить... Испей из фляжечки..." А то вдруг с брюхом какая беда приключится, и Шивера тут как тут. "Что, -- говорит, -- живот болит? А я тебе говорила утречком выпить? Говорила?" Спину как схватит -- вот уж ни прогнуться ни выгнуться! А Шивера уже кричит: "Эх ты, недотёпа! Сколько раз повторять?! Навязался на мою голову..."
Он, конечно, и сам не запаздывает. Что уж говорить, каждый день лечиться приладился. С утра и до утренней зорьки. А по смертному часу, когда Сонька Прибириха за живикой Альберта явилась, и Шивера с Шипишем Переплётем подошли. Проводить, так сказать. Тут уж они посмеялись и позабавились над янькиной живикой. Ох и натешились! А позже на похоронах (какие уж там похороны, так, в яму столкнули) Шивера всё слезами обливалась и корила себя:
– - Не смогла я его сберечь, не смогла...
Ну
А у Тали с Ильёй вот как сложилось. И Елим тут тоже своё слово сказал...
Тогда, по смертному часу, прилетел Елим в Светёлку и там всякие тайны жизни узнал. Про загадку своей жизни кое-что выпытал, а когда про тайну судьбы Тали разговор пошёл, он возьми да и спроси:
– - Я с одними лешими зазнакомился. Так они мне сказывали: вершители судеб, дескать, мы всё можём и Тале жениха запросто найдём...
Ему отвечают:
– - А ты их больше слушай. Вселенной вершители судеб не нужны. Судьба ведь и есть разговор человека с Богом и со своей душой. И ни с кем больше. И этот разговор живой -- никакого неизбежного, неминучего предопределения нет.
– - Зачем тогда эти вершители?
– - Ну как же, люди им верят... Они ведь с Переплётем лёгкие пути сулят...
Потом открыли Елиму, что у Тали жених готовый есть. Илья, конечно, тот самый, что у него в избе гостевал.
Подивился Елим: вон оно как бывает! Потом и не такое узнал. В Светёлке, знаешь же, всякая тайна открывается. Недолго, правда, там побыл. Пришлось сразу на Суленгу возвращаться. Так ему и сказано было: мол, дела неотложные. Если сейчас напутать чего, в будущем разладки непоправимые пойдут.
...Увидела Лема сон "вещий", что они с Ильёй друг для дружки, и засобиралась тотчас же. Одёжку дорогущую на себя надела. В шубейку соболью укуталась, шапчонка тоже на поглядку, сапожнешки опять же на долгом каблучке. Чего уж там она под шубейкой припасла, и не спрашивай. Одно платюшко на великие тысячи, а уж драгоценностей на миллионы, небось. Словом, богатая невеста.
В схоронке видимая стала, оглядела себя пытливым глазком, пуговки на шубке поправила и торжественно поплыла к дому Ильи. И уже во дворик вошла, а тут вдруг к ней собачка рыженькая подбежала... Взвизгнула та радостно и чуть ли не под ноги кинулась. Залаяла звонко и давай прыгать вокруг да ластиться, будто старую знакомую привечая. Леме недосуг, конечно, куда с собачонкой-то играться? Шикнула она на неё: дескать, кыш-кыш, брысь, не мешай. Ну и своим ходом пошла, разве что мыслишка мимолётная проскользнула, что знакомая какая-то собачка... Да где разгадать, что и впрямь у Елима в избе рыженку видела, -- небось, все мысли об Илье.
Оляпка взвизгнула обиженно, а то и взрыкнула точно с досады. И вдруг мурлатый барбос будто из-под земли вырос. Сердыш, конечно. Услышал, верно, что рыженку обидели и немедля на помощь поспешил. Заслонил Оляпку собой и зарычал грозно.
Лема не испугалась, конечно, -- куда тусторонним бояться? Ну, покусают, отхватят что-нито от тела человечьего -- и что? Можно и наново всё изладить, не забота. А всё же досадно Леме стало, попятилась да и побежала от собак. Так и поскакала, неуклюже подпрыгивая на высоких каблуках. Может, и ушла бы, да только вдруг с ней неладное случилось... Опять, слышь-ка, хвост её подвёл. Вот ведь, окаянный, помимо её воли наружу полез! И не так, как в прошлом разе, -- тогда он робко что-то уж большал, а тут в какой-то миг в полный рост вымахал. Впопыхах Лема и не заметила, как он из-под шубейки выбежал, даром что огромный такой -- так и заколыхался на весу. Лема против него вовсе маленькая оказалась. Хорошо ещё, ночь случилась, людей поблизости... хотя нет, вон прохожий какой-то в сторонке остановился, глядит так-то сдаля, наблюдает, а на выручку не поспешил... Или не решился. Что-то уж больно он на Шипиша Переплёта похож... Да-да, он и есть.