Нерозначники
Шрифт:
Очнулся Игнат, разлепил глаза -- так их туманом и застит, проморгался чуть, глядит, а перед ним... Елим сидит (это всё, знаешь, Мираш придумал, размыслил он в старика обернуться). Протёр браконьер глаза -- всё одно Елим, сурово так смотрит и головой качает. На пеньке восседает -- и вовсе непонятно, откуда этот пень взялся. Когда Игнат с этой стороны скрадывал, пенька не было.
– - Эх-хе-хе, -- тяжко вздохнул старик, -- и чего это ты, Игнатко, несытый такой? Всё-то тебе у леса поживиться охота, всё-то на чужую жизнь заришься.
Игнат опешить-то опешил, но скоренько себя нашёл: наглючие глаза выпятились, спесивое нутро
– - Ловко у тебя получается...
– - сквозь зубы процедил Игнат.
– - Следил, значит...
– - Просил я тебя, Игнатко, не трогай Окунька, -- корил Елим, -- а ты чего?
– - Нужен он мне больно, -- осклабился Игнат.
– - А ты кто, егерь, что ли? Пойди докажи, что я стрелял! Где твой лось?! Ну-ка, давай его сюда! Горазд ты, Елим, языком плямкать! Фахты где? А то...
– - и, не договоривши, так полоротый и остался... Глаза выпучил, глядит: косуля прям перед носом объявилась, будто из-под земли выскочила. Видная такая косулька, с бусками алыми на шее... А на боку у неё рана зияющая -- так и кровит из-под самой лопатки, так и кровит.
Повернулась она к Елиму и говорит... человечьим голосом:
– - Он мне прям в сердце попал, -- будто не замечая Игната, сказала она.
– - Вот смотрите: навылет пуля прошла, -- повернулась другим боком -- и там по шёрстке кровь струится.
– - А ты говоришь: не стрелял...
– - горестно покачал Елим головой.
Игнат и слова сказать не может... Какой там -- и пошевелиться не в силах. Только буркалами ошалело водит и губы выпятил -- точь-в-точь, как у старой толстозадой медведицы Мариницы, которая сдуру позапрошлой зимой в Канилицы заявилась. Видимо, тоже умишком тронулся.
Повернулась косуля к Игнату, глянула без злобы вовсе, даже с жалостью, и говорит укорчиво:
– - Зачем вы так? Знаете, как больно!
– - и вдруг спохватилась и закричала тоненьким голосишкой: -- Ой, вы же совсем замёрзли!
Игнат и впрямь дрожмя дрожит, и зубы уже дробь выстукивают. Не успел он и опомниться, глядь, а уже... в избушке (не тот это домишко, в котором Елим с Сердышом гостевали, другой вовсе...). Возле жаркой печурке сидит, шапки и тулупа на нём нет -- подевались куда-то. Елим тоже уже без тёплой одежды, в кресле восседает, и словно задумался о чём. Косулька возле стола толкошится -- тарелки раскладывает. Сама в платьишке коротеньком уже. Фигурка девичья -- тончавая, как тростиночка, а головка косули, и буски поверх платьица.
Комнатка чудная вовсе: ни одной двери нет, и только в одной из стен окошко невеликое. Чует Игнат: живость ногам вернулась. Ну а он -- мужик-то отчаянный, потому сразу вбежки решился. Со всего маху в окно и кинулся. Стёкла разбил, раму выхлестнул, и уже сам на половину просунулся, глядь, а сбоку... медведь стоит, пузо чешет... О стену облокотился и когтями постукивает.
– - Ну, куда лезешь?!
– - сердито рявкнул он человечьим голосом.
– - На мороз и без шапки?!
– - ну и поддел Игната мохнатой лапой легонечко.
Тот всю комнату кубарем промерил. Только очухался, а в избе народу -- полна горница. За столом человек семь -- восемь, да ещё двое возле разбитого окна табаком смолят. Не люди, конечно. Мираш это кромешников призвал: их это назначение -- людям пагубу чинить. Не
Столик тот же самый, а на нём -- закуски разной, снеди -- самую малость... А выпивки! Везде фигуристые бутылки стоят, и на столе, и под столом, и вон в углу три ящика. На всех бутылках этикетки красочные.
Пьянка, видимо, уже вовсю идёт. Шум-гам, веселье разгульное, дым коромыслом. Все что-то орут одновременно, спорят. Двое чуть не до драки сцепились. Друг на друга злобно ревут, клянут на чём свет стоит. И компания -- один другого страшнее. Морды разбойничьи, чёрные и обросшие -- ох и страхолюдины!
Косульки нигде не видно, а Елим на том же кресле сидит, в сторонке ото всех так-то. На коленях у него... барсук пригрелся. Будто бы обычный барсучишка... Тело кругластое, на коротких лапах, мордочка вытянутая, полосатая. Вот только у барсуков -- про то все знают -- хвост не хвост -- привеска кудельная, а у этого барсучишки... пышный лисий хвост на заду колышется. И глаза будто заплаканные -- по носу мокротущи и блестят с поволокой (к этому времени лиса Смола Аникаева выхворалась, стала с Мирашом по лесу ходить; справно службу повела, молчунья только оказалась, ну и редко всё рано нет-нет да и всплакнёт).
Барсучишка смирнёхонько притих, млеет от удовольствия: как кошку его Елим гладит, за ушком щекочет. Разве что не мурлычет. Сам-то Елим смурной сидит, думу думает.
Ну, у Игната совсем голову и обнесло. По сторонам бешеными глазами озирается, ничего понять не может. Ну и пополз на четвереньках в угол. Только малость отполз, а барсучишка этот глаза приоткрыл чуть и вдруг шасть -- на спину ему запрыгнул. Оседлал Игната крепенько и когтишки легонько запустил...
Игнат как заорёт благим матом!
– - Уберите! Уберите этого барсука! Помогите хто!
– - глаза закатил, и уже стоны и хрипы из груди рвутся.
Игнат всегда был надменный и злой, силой своей кичился. Над слабыми глумился, а уж зверушку губил походя -- и глазом не моргнёт. А тут, вишь, завизжал поросём...
Не зря, знаешь, Смола Аникаева в барсучишку перевернулась, не зря... Узнала она его. Игнат всех барсуков в округе извёл -- ни одного не оставил. Барсучий жир, понимаешь ли, в цене среди людей, вот он и промышлял, деньгу-кровавницу возле сердца складывал. А лисы, известно, иногда в барсучих норах жилишко устраивают, лисят там растят. И Смола также себе домик нашла. Ну а потом Игнат её выследил да и погубил всю семью. Сама-то она спаслась тогда и всё лето к сродственникам Игната на подворье ходила, курей и утей таскала. Мстила, конечно. Вот только осенью не убереглась и на пулю убойцы наскочила.
...-- Ты, мил человек, не кричи, -- сказала строгая, суглобая Зазола. С Мерколием они подняли Игната и за стол усадили.
– - Смотрите-ка, да это же Игнат!
– - воскликнул Тришка.
– - Не узнал, что ль?..
Игнат с опаской глянул -- куда ему признать: впервой видит.
– - Не-ет, -- растерянно промычал он.
– - Ну как же... на охоту вместе ходили...
– - Отстань от него!
– - вмешалась Буторга и участливо на Игната глянула.
– - Устал, поди?
Тот и глазом не успел моргнуть -- бутылка на столе подпрыгнула и подскочила к грязному, заляпанному стакану. Побрякивая о краешек, выбулькнула из себя водку и замерла в сторонке.