Нерозначники
Шрифт:
– - Что ж это, дочка, они тебя одну бросили?!
– - ахнул старик.
– - Я думала, что догоню, -- потупила взор Лема.
– - Потом присела отдохнуть... и вот...
Тут вдруг Илья из избы выглянул, Лема на него и воззрилась. Прямо дар речи потеряла. И Илья на неё смотрит, глаз отвести не может. В груди у него всё так и всколыхнулось. Такое, слышь-ка, на него чувство нашло, будто виделись они где.
И не мудрено, знаешь: живика-то его враз Лему признала. Ещё бы, столь времени рядышком находиться! О Леме и говорить нечего... Точно родные живики стали. И будто друг без дружки уже не могут. Словом,
– - Можно мне к вам?
– - робко спросила девушка и тут же, словно чего-то испугавшись, замотала головой.
– - Нет, нельзя?
– - О чём ты, дочка!
– - всплеснул руками Елим.
– - Заходь скорее в избу, замёрзла, небось?!
– - да и погрозил шутейно кулаком в сторону.
– - Это ж надо, девчонку одну в лесу бросить! Эхма, узнаю, что за туристы такие!.. Задам ужо!
Лема зашла в дом, а сама на Илью как-то странно поглядывает... Разволновалась неподдельно сильно, сердчишко так и затрепетало в груди. Рюкзачишко и шубейку в сенцах скинула. Потом к печке поближе присела и шапчонку с головы стянула -- волосы золотым руном на плечиках так и рассыпались... Ладошки к жаркой загнётке потянула, а всё так и ест Илью глазами... Елим со всякими расспросами подступился, а Илья печку взялся растапливать.
Познакомились, стало быть. Гостья своим именем и представилась: Лемой, говорит, зовут, обычное такое русское имя... Не схотела, вишь, на манер Леки Шилки одну буковку менять, чтобы для человеческого уха привычней было. И так, думает, не сильно закомуристо.
Мудрый стариковский глаз приметил, что Илья с Лемой друг дружке приглянулись, ну и Елим со странным вопросом подступился:
– - Как жишь энто тебя муж в лес пустил, иль, чай, не замужем?..
Лема чуть покраснела, потупила взор и отвечает тихо:
– - Не замужем я...
– - и на Илью мельком смущённо глянула.
– - Смелая девушка!
– - отозвался Илья.
– - Зимой в лес пойти... Волков не боишься?
Лема загадочно улыбнулась и сама спрашивает:
– - А ты?..
А с Ильёй странность вдруг случилась: загляделся он на Лему, и тут отчего-то... всякая обида у него на Талю прошла. Всё в голове перепуталось, и сам в толк не возьмёт, отчего он на неё осерчал.
– - А что их боятся...
– - растерянно ответил он и отвернулся.
– - Волк... дед, расскажи, как на тебя волки напали...
– - Да уж, как же, наскочили вот на нас намедни...
– - с неохотой отозвался Елим и махнул рукой на Сердыша.
– - Вон волчатник лежит, еле живой остался. Да уж чего дочку пугать...
– - Не может такого быть!
– - вдруг сильно разволновалась Лема.
– - Волки просто так на человека никогда не нападут!..
– - да тут же и спохватилась: -- Ой, извините, мне дядя так говорил...
– - Да уж не нападают...
– - нахмурился Елим.
– - Годков эдак сорок назад у нас в Канилицах одна волчица одного насмерть загрызла, а трое чудом спаслись. А уж скотинки скоко перерезала, пока её не выследили!
Лема побледнела и отчего-то руки под стол спрятала.
– - И не бешенная была, вот ведь закавыка, -- задумчиво проговорил Елим.
– - Логово у ея разорили. Ты, дочка, вот уже и испугалась...
– -
– - жалостливо попросила гостья.
– - Мне так интересно!
Стал Елим рассказывать, как они с волками бились. Лема вовсе рассеянно слушает и уж не всякий раз на Илью поглядывает. Всей-то думкой в далёкое прошлое унеслась, вспомнила, знаешь, то горькое проишество.
Сама-то Лема не часто свою скудельную жизнь вспоминает. Да и то сказать, сколь уж времени прошло! К тому же жизнь её по-чёрному закончилась -- к чему старые раны бередить? Однако рассказать всё равно надо, потому как злодейство с ней тогда, слышь-ка, Никанор Самосвет свершил... Он, болезный, тот самый, у которого Лема подсобы просила. Вот оно как бывает, а ведь Лема и по сию пору не знает, кто её жизнь скомкал.
Случилось это, когда Никанор ещё лесовином на службе состоял. Показалось ему, вишь, что в деревеньке, за которой пригляд ведёт, люди очень уж спокойно живут. В сытости и достатке. Ну и придумал...
В его лесу как раз на ту пору волчица ощенилась. Лема это была. Ну, ощенилась и ощенилась -- эка невидаль. Волчат сколько-то, восемь, кажется. Никанора тогда и осенило, как свою задумку свершить. Дождался, пока волчата подрастут и мать их оставлять начнёт, на охоту, стало быть, ходить наладится. Вот так ушла однажды, а Никанор на её логово охотника-человека навёл.
Охотник всех волчат в мешок сложил и уже уходить собрался, а тут на него Никанор оморочь страшную наслал. У того голову и обнесло, да так, что охотник этот озлился сильно. В порыве злобы всех волчат погубил, шкурки содрал, а окровавленные тельца возле логова сжёг.
Волчица вернулась с охоты и видит: обгорелые кости волчат... Взбесилась страшно! Целую неделю в ужасе деревню держала. Того охотника нашла и загрызла. Да и ещё двух, говорят, не пощадила. Правда, не до крушины, а покалечила сильно. Домашней животинки и вовсе без счёту погубила. На радость Самосвету, конечно.
Потом, конечно, подкараулили её люди, подстрелили из схоронки.
Эх-хе-хе, жизнь-то она какая: Лема даже и не ведала, у кого помощи просит.
Так вот и бывает. А Лека Шилка не также придумала? То-то и оно, сама все курятники разорила, все сараи обчистила, и ни при чём будто. А людям и мудрено правду узнать. Кинулись среди своих виноватых искать. Что и говорить, жмуркие они и знаниями настоящими не владают. Да что там люди! Лема уже сколь среди тусторонних толкается, а сама даже тайну своей жизни не разгадала.
Ну да ладно. К счастью, не очень всколыхнулись селяне в Канилицах. Хоть и "правды" Агафьи наслушались, а всё-таки не те времена, чтобы ведьм на кострах жечь. Покричали, погалдели, каждый со своей правдой сунулся, а бурлашить не стали. Да и разобрался народец по домам, а которые и скучковались горесть приглушить... Да и то сказать, больно Агафья "в показаниях путалась". Всю вину на Елима и Талю взвалила, а сама на Петра Кашинкова накинулась. Странно, конечно... Так и решили, что сбрендила баба. Однако молва всё равно покатилась колесом по дворам, покатилась, а там и полоумного Игната достигла... Того самого, слышь-ка, который раньше у Елима в Забродках охотился. Ну и узнал он, что Таля, внучка Елима, в Канилицы приехала. Тут же и замыслил к ней сходить.