Неруда
Шрифт:
Тут же принимаю решение и вместо сената еду в ЦК партии. Вести поступают отовсюду, в движение пришла вся страна. Альенде выступает по радио:
«Эта награда, которая обессмертила имя нашего соотечественника, означает победу не только Чили и ее народа, но и всей Латинской Америки».
Срочно собирается Центральный Комитет коммунистической партии и решает послать Неруде приветствие.
«Все члены партии Рекабаррена и Лаферте, которых поэт воспел наряду с другими героями нашей родины — Лаутаро, Кауполиканом, Бернардо О’Хиггинсом, Каррерой, Мануэлем Родригесом-и-Бальмаседой, —
Народ ликует по всей стране. На немощеной улице, где на табличках написано то же имя, что и на обложках книг поэта — Пабло Неруда, все дома украшены национальными флагами.
В 16 часов комментатор телевидения Аугусто Оливарес связался с Нерудой по телефону.
«Я проснулся с радостным чувством, но потом был буквально раздавлен обрушившимся на меня счастьем. Я глубоко взволнован известием, что вся Исла-Негра украшена флагами в мою честь».
Луис Корвалан опубликовал в «Сигло» статью «Пример Пабло», в которой писал:
«Мы знаем, что он воспел все: любовь, птиц, камни, южные ливни, суровый Тихий океан, араукарию, кактусы, воздух, ложку, лук, пестрого морского угря — словом, все, что видел и пережил. И в то же самое время он воспел человека, героев нашей Родины, наших предков-арауканов, воспел шахтера, железнодорожника, пекаря, трудящихся всех профессий, воспел великие события нашего времени. Своей партии он посвятил вдохновенные строки, поэзию, проникнутую любовью к народу и пламенной ненавистью к врагу».
170. Красные кровяные шарики
6 ноября 1971 года я получаю от Матильды письмо, в котором она пишет, что ее тревожит предстоящая поездка в Чили. Пабло должен был провести на родине месяц и несколько дней прожить в Сантьяго в гостинице, но теперь, после присуждения ему премии, это просто не получится: в отеле уединение невозможно.
«Думаю, мы обязаны хоть немного защитить его от назойливых визитеров. Пабло пока еще очень слаб, выздоровление идет медленно. Из-за этого „землетрясения“, Нобелевской премии, у него много хлопот. В Чили ему очень хочется, а я думаю, разумно ли это?»
Наконец и сам Неруда убеждается, что ехать пока не стоит. Об этом он сообщает мне в письме от 20 декабря.
«Дорогой и далекий Володя! Писать тебе нет смысла, отвечаешь ты еще реже, чем я. В Стокгольме я получил телеграмму от Лучо. Я рад, что могу не ехать после изнуривших меня хлопот с премией. Но мне хотелось бы больше знать о делах. Не мог бы ты прислать мне информацию с кем-нибудь из тех, кто сюда поедет; Бернстейны и прочие нагоняют тучи, усердно хлопая крыльями».
Дело в том, что после присуждения Нобелевской премии началась безудержная публикация его произведений без ведома автора.
«Я рассматриваю это,
Неруда буквально погибает в «старом мавзолее» (так он называет здание посольства) на улице Ля-Мотт-Пике. Получив премию, он прежде всего подумал о том, что нужно купить дом за городом, быть поближе к природе. Он долго искал и наконец нашел то, что хотел. Неруда приобретает дом в Нормандии. «На покупку уйдет почти вся премия, потому что в этой прекрасной Франции все дорого. Но так ли иначе, я кое-что отложил для нашей общей родни. Дом находится в полутора часах езды от Парижа, есть вода и лес. Завтра мы там впервые ночуем, хотя еще ничего не заплатили (лауреату все позволено). Дом прекрасен, как сон, но пока у него нет имени. Хоть бы ты вырвался сюда со своим выводком, отдохнул бы от совещаний и выборов».
Он снова возвращается к мысли поехать в Чили.
«Я хотел бы провести январь в Чили с Косолапкой, ограничившись самым минимальным количеством официальных торжеств. Как это сделать? Может, устроить одно большое собрание? Вам решать. Между нами, я ослаб, и мне нужны переливания крови. Красных шариков — всего три миллиона. Впервые начало сдавать сердце и понадобился кардиолог с лекарствами. Мне говорят — отдохни. Но как? И когда?
Я рад премии — и за себя самого, конечно, и за нашу дорогую партию. Пике мне говорил, что впервые ее удостоился член какой бы то ни было компартии. Я счастлив, что благодаря столь великолепной красной пилюле заставил всю эту чернь подавиться ее антикоммунизмом.
Неруда стремится к тому, чтобы его поэзия дошла до каждого чилийца, и потому настаивает на дешевом издании с большим тиражом.
«Лосада предлагает мне издать небольшую антологию (без прибыли для него и гонорара для меня) для школ или профсоюзов, то есть для бесплатного распространения. Если идея вам нравится, ее можно будет реализовать во время моего приезда и организовать затем массовое распространение, примерно миллион экземпляров, но пусть партия предложит осуществить эту идею, скажем, Министерству образования. Кто будет составителем? Может, Лойола? Во всяком случае, если уж делать, то безвозмездно — это условие для меня дороже всех коммерческих сделок, которые довели Лосаду до неврастении.
Не знаю, что еще тебе сказать, а потому обнимаю всех товарищей из ЦК, Лучо, Лили и особенно от всего моего (усталого?) сердца — Элиану, Марину и тебя. Пабло.
Не помню, чтобы я писал такие длинные письма!»
171. Тайна открыта
После нескольких отсрочек, связанных с тяжелым политическим положением, я наконец еду. Застаю Пабло за привычными делами. Отмечаю, что на лицо он пополнел — наверняка последствия приема кортизона. Мы не говорим о болезнях. Он все еще в приподнятом настроении из-за премии. Рассказывает мне, что за четыре дня до того, как он узнал о премии, в Чилийском посольстве останавливался проездом из Стокгольма на Балеарские острова Артур Лундквист. Старые друзья о многом говорили за исключением премии, хотя Неруда отметил в речах друга таинственные намеки. Артур приехал прямо после заседаний Шведской академии, где было решено присудить премию Неруде. Но Лундквист оказался настоящим шведом. И у Неруды сложилось впечатление, что и в этом году премии ему не видать.