Шрифт:
Бутанаев Антон
Нерв
Противненькая такая дверь. Запах специфический. Такой запах чуешь сразу и пытаешься стороной обойти. Листок с распорядком работы приколот к двери кнопкой. Красным фломастером аккуратно выведено: "Врач Людмила Викторовна такая-то - стоматолог". Все равно не пошел бы сюда, если бы так не болело - а теперь аж душа замирает от недобрых предчувствий. Какие-то звуки оттуда доносятся - металл кладут с глухим стуком на стекло. Завывание. Павлик поморщился. Она - сверлильная машина. З-з-з-з-з, зз-зз-зз, ззжжзззжжззззжжжзз... Кошмар. Вышел человек, прикрывая отркрытый рот ладонью. Глаза - потухшие.
– Пройдите! Павлик на негнущихся ногах прошел. Врачица ему неожиданно понравилась. От души как бы немного отлегло. Такая женщина вряд-ли сделает
– Одевай тапочки и садись, - Людмила Викторовна указала Павлику на кресло. Павлик выполнил. Она что-то сделала с креслом, откинув спинку, и теперь Павлик смотрел на Людмилу Викторовну снизу вверх. Врач выглядела очень по врачебному - все в ней было как-то аккуратно, прическа, халат с незастегнутой верхней пуговичкой, кожа под халатом, глаза; уши с простенькими сережками, кажется, серебрянными. Приятное дыхание. Все так и говорило о том, что и сверлить она будет аккуратно. А без сверлежки, Павлик знал, сегодня ему никак не обойтись.
– Давай посмотрим, что у тебя... Павлик открыл рот, врач наклонилась и стала осматривать зубы Павлика, ковыряя в них какой-то железкой.
– Так не больно? Было больно. Людмила Викторовна записала что-то в карточке.
– Будем удалять нерв, - заключила она.
– А это долго?
– спросил Павлик.
– Как получится...
– ответила врач, - сегодня рассверлим, поставим мышьяк, днем и вечером зуб немного поболит, нерв погибнет, а завтра придешь и мы его быстренько удалим. Понятно?
– Угу, - кивнул Павлик.
– Hу тогда приступим. Людмила Викторовна достала из коробочки сверло. Лучше бы Павлик на него вообще не смотрел. По телу пробежали противные мурашки. Вот она вставила его в сверлильную машину, как будто магазин с патронами в автомат, как будто взяв клещами раскаленную звезду из пылающего горна. "О-о-ох..." - мысленно вздохнул Павлик. З-зз! З!
– врач немного крутанула машину для проверки. Работает. И тут же, по особенному согнувшись, наклонившись над Павликом, - Зззжжжзззжжжзззззжзжз!
– принялась за свое дело. Павлик, чтобы отвлечься от боли, поначалу пытался думать о чем-нибудь отвлеченном, но на ум не лезло ничего, кроме запаха от кожи Людмилы, именно Людмилы, а не Людмилы Викторовны, как ему теперь казалось. Вообще, ему теперь многое в комнате стало казаться по-другому, вечернее небо за окном совсем почернело, и на нем вдруг выступили звезды, хотя было еще совсем светло; ноги, казалось, куда-то пропали, а тело вплотную ощущало на себе теплое тело Людмилы, хотя она касалась Павлика только лишь рукой с вибрирующим сверлом. Павлик зажмурил глаза, но темно не стало, разноцветные всполохи пылали теперь перед закрытыми веками. И вдруг боль, поначалу зудящая и тупая, стала появляться мелкими колющими взрывами. "Й! Й!" - коротко хлестала она в мозг. Сверло дошло до живого. Людмила стала переодически надавливать на сверло. И в один из таких моментов, - Ййй! ЙЙ! Павлик непроизвольно, как бы защищаясь, ударил Людмилу в грудь. Сверло соскочило и прошло по десне; брызнула кровь. Hо это было куда менее больнее, чем по зубу.
– Hу что же ты, - Людмила остановила машину, - такой большой, а так боишься... Она полила водой из специальной трубочки на рассвеленный зуб Павлика.
– Сплюнь. Придется тебя закрепить. И она привязала его руки к подлокотникам специальными ремнями. Сменила сверло. И не успел Павлик даже передохнуть, как снова зажжужала по живому. Павлик поначалу снова попытался отвлечься от боли. Hо мысли опять очень быстро соскочили, теперь уже в дополнению к запаху от тела Людмилы к мягкости ее груди, к тому ощущению, которое Павлик почувствовал, непроизвольно ее ударив. Боль поначалу была невелика и Павлик посмаковал это ощущение мягкости, которое он, учащийся выпускного класса, узнал впервые. Потом снова началось. "Й! Й! ЙЙ--й-йЙ!" А руки были зажаты. Какое это интересное ощущение, когда сверло вот-вот дойдет до мозга, а сделать ничего нельзя. Павлик почувствовал, что руки его напряжены, что ремни не поддаются, но головой дергать не смел - боялся, что снова сорвется сверло. И тут что-то произошло. Вначале на мозг откуда-то потекло смирение. "Й!" Потом ниже пояса стало
– Алло? Привет.
– Пауза.
– Еще минут десять.
– Пауза.
– Прямо здесь не могу! Hет.
– Пауза.
– Ты же мне обещал не вспоминать этого! Уже пять раз последний раз.
– Пауза затянулась подольше.
– Hу ладно, ладно.
– Пауза.
– Хочу. Хочу. Жду. Павлик слышал голос Людмилы, все более расстраивающийся, и видел ее отражение в оконном стекле. Она не замечала этого. Скинула халат, оказавшись в кружевном черном белье и чулках. Сняла лифчик и бросила его на стул. Сняля трусики. Чулки снимать не стала и снова накинула халат. И тут заметила в оконном стекле взгляд Павлика. Павлик почувствовал, что краснеет. А она лишь улыбнулась, положила белье в шкафчик, и подошла к Павлику.
– Hу, больной, как самочувствие?
– бодро спросила Людмила и скосила глаза вниз, - А-а-а-а, неужели?!... Я слышала, что так бывает. Лицо ее стало вдруг каким-то очень добрым и хитрым. Павлик же не мог ни пошевелить рукой, ни промычать открытым ртом.
– Hу, сейчас полегчает. Расслабьтесь, больной... Она вдруг расстегнула брюки Павлика, запустила туда руку. Потом еще более неожиданно взобралась на него и через мгновение Павлик снова почувствовал влажность. Он понял, что сейчас Людмила будет заниматься с ним любовью.
– Мх... Мгх... Мга-а-ахх... Х-а-аа-х!
– она изгибалсь и издавала звуки. Павлик уже забыл про боль и рассверленный зуб. Вскоре все кончилось. Людмила застегнула брюки Павлику, провела рукой ему по щеке и мягко поцеловала в лоб.
– Открывай рот, - голос ее стал прежним. Она поколдовала еще с минуту с зубом Павлика.
– Все. Иди на кушетку, посуши пломбу. Придешь завтра. Павлик прошел в угол кабинета и сел на кушетку за ширмой. И тут вдруг в кабинет вихрем ворвался молодой человек в застегнутом на все пуговицы плаще, с густой шевелюрой и трехдневной сексуальной щетиной. Он бесцеремонно развалился в Павликовом кресле. В щелку Павлик видел его со спины, в окне - отражение спереди. Молодой человек распахнул плащ. Под ним ничего не было. Людмила, не расстегивая, а лишь приподняв халат, взобралась на молодого человека сверху. И теперь Павлик имел возможность пронаблюдать за процессом со стороны. У них это было гораздо дольше и погромче. Людмила вначале была очень возбуждена, но потом глаза ее стали остывать. Она высвободила руки, и, колыхаясь на поскрипывающем кресле, стала привязывать руки молодого человека к креслу. Видимо, так с Павликом ей было хорошо. Потом они остановились. Молодой человек откинул голову назад.
– А теперь мы посмотрим на твои зубки, - произнесла вдруг Людмила.
– А чего смотреть? Здоровые на все сто!
– произнес первые слова при Павлике молодой человек.
– Hет, посмотрим... Откройте рот, пациент... У-у-у, да у вас кариес, молодой человек...
– Правда?
– удивился молодой человек. Рука Людмилы потянулась за сверлом. И вдруг в какой-то момент она загнала его в рот мужчине. Раздалось противное жужание. Молодой человек сильно дернулся, но ремни были крепкими.
– ААА! А! Мпмеремсмстамнь, мсу-у-ука! Мм-м-м!
– раздался его заглушенный сверлом голос.
– А ты кончи, кончи, Васек!
– Людмила говорила полушепетом, - Hу давай, жеребец, блядун чертов, давай!
– Людмила надавила на сверло.
– Мубью! Мсу-у-укам! Мм-ЯТЬ!
– орал мужчина. Павлик потихоньку выскользнул из кабинета, и, прикрывая ладошкой мокрые брюки, побежал к выходу. Старушки в очереди проводили его озабоченным взглядом. Одна покачала головой, указав рукой на кабинет: - Такой вроде здоровый мужик, и так орать... Мало того, что без очереди пролез. Hи к черту молодежь пошла... Павлик выбежал на улицу и тут же чуть не попал под машину.