Несчастье на поводке
Шрифт:
Он почувствовал, что она раздражена и не сдастся.
— Эта женщина — животное, — сказала она, наконец. — Такая чистая внешность, вся жизнь по распорядку, а за всем этим — коварный ум, который придумывает, организует, приводит в исполнение ужасающие вещи.
Они стояли на большой парковке дворца правосудия, он навсегда запомнит, на 4 уровне, стены синего цвета. Желтый глухой свет ламп и фоновая музыка вырвали их из реальности. Он чувствовал, что она искренне тронута, и, возможно, готова в порыве благородных чувств спасти обоих подсудимых. Поставить Джеффа и Кэти, и даже скорее Джеффа, чем Кэти, в один ряд с бедными афганскими детьми и чеченскими вдовами. Он представлял, как дрожит она от обиды
Он вдруг подумал: «Прения состоятся здесь, на проходе среди машин, под табличкой „ВЫХОД“».
Он схватил ее за плечи, приблизив к себе, но при этом сохраняя дистанцию. Обращаясь к благородной и сочувствующей девушке, вел разговор он все-таки с судьей. Со стороны могло показаться, что он собирается ее поцеловать…
— … Эти герои из реальной жизни, оказавшиеся заложниками громадного, слишком жестокого для них мира, подобно телу, приводимому в движение необъяснимым потоком сознания, не поддающимся контролю, эти судьбы в приступе эпилепсии, они вас не задевают?
Она дернула плечом и освободилась от его рук. Девушке, похоже, достались на память не лучшие впечатления о красавчике-студенте с юрфака, и судья брала ситуацию в свои руки. Она повернулась к машине, которую открыла решительным жестом с помощью электронного ключа. Будто прицелилась и стреляла с вытянутой руки. Лампочки в машине загорелись, раздался характерный звук. Судья сказала:
— Нет, меня они не трогают.
— А вот я, — ответил адвокат, — складываю оружие перед ними. Я готов встать на колени и молить о прощении.
— Оставьте ваши благородные порывы для прений, господин адвокат, вам они еще пригодятся, — сказала она, открыв дверь.
Благородные порывы… «Они не мои, они ее», — пробурчал он и, глядя, как сгибаются ее колени на водительском сидении, подумал, что у нее никогда не были красивыми ноги, вот в чем ее трагедия.
26
Всю печально известную неделю накануне трагедии Кэти возвращалась домой с ребенком в колыбельке, Оливье не было, он — в спортивном лагере, но это шокировало ее меньше, чем отсутствие Джеффа. За два месяца он обжился здесь. За два месяца она столько раз мечтала, чтобы он ушел, а теперь, оказавшись в пустом доме, почувствовала комок в горле. Отчаяние снова настигло ее как тогда, когда ее бросил дезертир Тони. «Я — одинокая женщина, брошенная женщина с маленьким ребенком на руках, я не знаю, что со мной будет дальше». Она невольно признавалась сама себе в том, что присутствие Джеффа не было столь невыносимым и возмутительным, каковым казалось ей ранее. Если абстрагироваться от ремонтного бардака, он внушал доверие, уверенность. Она соскучилась. И набирала его номер телефона.
Если он отвечал, она выдыхала с облегчением. «Где ты?», — спрашивала она. Он называл какое-нибудь место, порт, дорогу в горах, Марсель, Канны или Ницца. Она считала, как далеко он был от нее, как долго ему придется добираться сюда, если понадобится.
— Вы не спрашивали у него случайно, чем он занят? — уточнила судья.
Нет, то, чем он был занят, подразумевалось само собой, он следил за Тони, который ездил к клиентам. Но она не хотела, чтобы Джефф был слишком далеко, иначе кто будет присматривать за ней.
— Зачем за вами присматривать? Неужели ваш муж до такой степени был страшный!
Чтобы защищать ее, не оставлять одну. В свете произошедших событий, она понимает, что то ожидание лишило ее рассудка. Но в той ситуации она всего лишь хотела, чтобы Джефф знал, что она боится оставаться одна. Боится кого? Чего? Она ее спрашивает. Боится собственного отчаяния.
Если он не отвечал, она бросалась в панику. Звонила еще и еще, как будто от такого количества звонков телефон мог включиться сам по себе. Она ни с кем не разговаривала, пробовала снова и снова. В полном одиночестве и метаниях она сходила с ума. Ей не с кем было поговорить, мама в поездке, сына нет, нет ни Малу, ни жабы, ни практикантки… Никого. Тогда она звонила консьержке под предлогом, что забыла соску от бутылочки в ее комнатушке.
— Подождите, я сейчас посмотрю.
Звук телевизора, звуки жизни, людей.
— Нет, не вижу.
— Вы хорошо посмотрели на диване?
Хрип в горле, скрип двери.
— Нету ничего.
Кэти стояла в кухне еще в пальто. Ребенок спал в колыбельке с соской во рту. Тогда она вытащила соску, как затычку умывальника. «Кричи! — сказала она ему, — кричи, подай хоть какой-нибудь звук!».
Она звонила Тони. Он сбросил. Она не объявлялась раньше, думала, потом поговорят, но абонент был не доступен. Она набирала его еще и еще, билась над телефоном, как над сломанным устройством, и, наконец, услышала и разочаровалась, постепенно нервоз отступил. Оливье — вечный предлог. Узнать, не было ли от него новостей.
— У вас не возникало мысли, сказать ему, что за ним следят, и что дни его сочтены?
Нет, потому что эти звонки ее убивали. У него всегда получалось ее ранить: «Ничего срочного, тогда не отвлекай меня. Я — дома». Такими словами он выбрасывал ее на помойку, как будто она не имела права связываться с отцом своих детей, когда ей захочется. Как будто жизнь их сыновей не была важнее «дома». Какого дома? В новом микрорайоне? Она рыдала.
Оставалась только Лили. Она ей позвонила. Как всегда мужественная подруга рассыпалась в извинениях. У нее было дел по горло. Она спросила, как поживает Камиль-Анжело. Уже давно Кэти не называла ребенка по имени. Проклятие свершилось, она никак его не называла, просто ребенок. Она рассказывала только о последних днях, как будто все, что было раньше, было одно и то же. Смотрит за Камилем-Анжело — какое странное имя — консьержка. Какая прекрасная мысль! Оливье в лагере, мать в круизе. А с Тони, — спросила Лили, — что-нибудь разрешилось? Развод, — твердо сказала Кэти, как если бы решение уже было принято. Все проблемы решатся раз и навсегда по закону. Чтобы перевернуть страницу. Лили одобрила.
— Когда люди ведут себя плохо, лучше с ними расстаться. Ты — смелая.
— А ты? — спрашивала Кэти.
— Что я…
Кэти больше не слушала ничего… Она очнулась только, когда подруга произнесла имя Джеффа.
— Джефф? — спросила Кэти. — Он с тобой?
Как-то вечером он сам ответил, она сразу же бросила трубку. Вечером накануне убийства Лили передала ему трубку.
— А вот и он, только что вернулся.
Кэти придумала предлог. Это было срочно, вода из ванной выливалась на провода. Он, кстати, отказался прийти.
— Проблема в том, что я сейчас на заказе и не могу отлучиться. Еще пару часов.
— Когда вы согласились на слежку за Тони, — спросила судья, — вы знали, сколько это продлится? Думали ли вы, чем это может закончиться?
Она не знала. Дни шли, тревога нарастала, она чаще звонила, чаще звала на помощь.
Знала ли она о несчастном случае, когда в джипе Тони оказалось пробитым колесо? Он вышел из дома с Малу и ребенком. В машине лопнуло колесо. Пришлось менять запаску прямо на дороге, шанс выжить у любого, кто был в машине, измерялся пятнадцатью минутами. Это могло бы быть идеальное преступление. Семья исчезла на автотрассе. Но Тони был ловкий и смышленый малый, он поменял колесо и привез его на СТО.