Несколько дней из жизни следователя (сборник)
Шрифт:
— Нет, уволился недавно, — нехотя пояснил Михнюк.
— Что так?
— Нет перспективы.
— И где же сейчас трудитесь?
— В обществе охраны природы.
— Что-о? — изумленно выдохнул Петрушин. Михнюк в испуге отшатнулся. — И кем же вы там?
Михнюк замялся:
— Да пока на общественных началах. Посадочный материал заготавливаю.
— Тюльпан?
— Тюльпан.
— Почем штука?
— Когда как. Пятнадцать-двадцать копеек...
— Да нет же, Михнюк. Закупали вы по десять копеек, а сдавали в магазин по двадцать.
А следы по гире оказались все-таки непригодными для идентификации. Правда, биологическая экспертиза дала заключение, что бурое пятнышко, обнаруженное на гире, — это кровь человека, II группы, то есть той же, что и кровь Ведниковой. А судебный медик подтвердил, что рана на голове потерпевшей могла быть причинена представленной на экспертизу гирей. Тоже немало. Ну и рассчитывать на след пальца Михнюка— это было бы уже слишком, такие подарки следователь получает не часто.
Дело № 23385.
— Еще раз повторяю: никаких денег я не брал и к этой афере непричастен, — отпирался Симонин.
— А показания Бурдина, Ускова?
— Не знаю. Не знаю, почему нужно верить этим жуликам, чем они заслужили доверие. Ни один документ я не подписывал и подлогами не занимался. А так, знаете, можно кого угодно...
— Но именно вы настаивали на расширении этого дела. Вот и Михнюка Павла Трофимовича недавно подключили к заготовкам.
— Я видел в этом деле полезную сторону и не, видел закулисной. Я был обманут.
— Ну хорошо, оставим это, — Петрушину надоело препирательство.— Давайте поговорим о другом деле. Вы ведь недавно сами оказались потерпевшим? Я имею в виду кражу коллекции.
— Да, был такой случай, — нехотя подтвердил Симонин.
— И что, ценная коллекция?
— Да как сказать...
— Она была зарегистрирована в отделе культуры?
— Нет.
— Почему?
— Для души собирал, не видел нужды в этих формальностях.
— В ней были монеты из благородного металла?
— Так... немного.
— Тогда вы обязаны были зарегистрировать,.
— Я этого не знал.
— Я слышал, что вы не настаивали на розыске? Разве не жалко?
— Я не очень верю в возможности розыска.
— Ну зря, Сергей Анатольевич, зря. А вот нашли вашу коллекцию.
— Нашли? — насторожился Симонин.
— Нашли, нашли, — с удовольствием сказал Петрушин. — Ваша фамилия помогла. Уж и не знаю, все ли, но и то, что нашли, — это, я вам скажу... Откуда такие деньги, Сергей Анатольевич?
— Я обязан отвечать на ваш вопрос?
— Этот вопрос уже к, обвиняемому, а не к потерпевшему, так что ваше дело.
— Ну что ж... Я собирал эту коллекцию всю жизнь. Я вкладывал в нее все, что у меня было.
— На такие ценности и двух жизней не хватит. Это же уникальные единичные экземпляры, им место в музее.
— Именно для этого и собирал. Я хотел вернуть их государству.
— Значит, если я правильно вас понял, вы отказываетесь от коллекции в пользу государства?
—
Петрушин позвонил по внутреннему телефону:
— Лена, пригласи, пожалуйста, Черняка.
Вошел пожилой аскетического вида мужчина.
— Лев Борисович Черняк, — представил Петрушин, — нумизмат, научный сотрудник музея. Мы попросили Льва Борисовича ознакомиться с вашей коллекцией. Послушаем?
— В коллекции представлены уникальные монеты, — приступил к оглашению своего заключения Черняк. — Талер Лжедмитрия, Гангутский рублевик — их было выпущено десять экземпляров. Рубль Константина 1825 года, известно всего несколько экземпляров. Судьба каждого прослежена вплоть до сегодняшнего дня. Штемпель этой редчайшей в мире монеты хранится в Эрмитаже. Рублевый ефимок Алексея Михайловича, в каталоге Спасского описано 34 экземпляра. Семейный полуторарублевик — уникальная монета.
— Лев Борисович, вы не могли бы оценить коллекцию? — попросил Петрушин.
— Это очень трудно, особенно одному, нужна комиссия. Официальных ценников нет. Подобные монеты оцениваются чрезвычайно дорого. Ну, если, например, взять цены международных аукционов, то семейный полуторарублевик потянет, пожалуй, тысяч на восемь.
— Вы слышите, Сергей Анатольевич? — обратил внимание Петрушин. — Сумасшедшие деньги, не каждому музею по карману. Ну хорошо... Вы ничего не хотите добавить, Лев Борисович?
— Я хочу сказать товарищу Симонину, что ставить свою фамилию на монетах — это варварство, это недостойно интеллигентного человека. Это... это все равно, что расписаться на лице Моны Лизы, — Черняк не скрывал негодования. — Вы опасный человек, ведь вы могли бы испортить бесценные памятники материальной культуры. Счастье, что монеты оказались фальшивыми.
— Нет, нет, что вы! — ошарашенно пролепетал Симонин. — Это подлинное, я консультировался, это подлинное!
— Это красивые, но примитивные подделки, — злорадно возразил Черняк — Сработано способом отливки, о чем свидетельствуют следы швов на стыке двух форм лицевой и оборотной стороны. На гурте монет вместо имеющихся надписей «С. А. Симонин» должны быть инициалы начальников монетных отделений.
— Как же так, я же консультировался...— повторял Симонин.
— Мы нашли вашего консультанта, — сказал Петрушин, — и ювелира нашли. Три года ювелир работал на вас без праздников и выходных. Кстати, вдвоем же они и украли вашу коллекцию, чтобы не засорять нумизматику. По их делу вы пойдете не как потерпевший, а как обвиняемый в нарушении правил о валютных операциях.
Дело № 23561.
Потребовалось еще значительное время, чтобы привести в порядок уже полученные доказательства и обнаружить новые. С Михнюком все ясно. Сапогову было предъявлено обвинение почти по всем пунктам статьи 144 УК РСФСР: кража, совершенная повторно, по предварительному сговору, причинившая значительный ущерб. Вместе с ним была привлечена к уголовной ответственности и Ведникова.