Шрифт:
«Она даже засмеялась. Не от счастья и не от досады. Просто она чувствовала, что над нею подшутили. Хотелось бы знать, как именно».
А. Лазарчук, «Кесаревна Отрада. Между славой и смертью»
День первый (понедельник)
Я протиснулась в полуоткрытую дверь нашего кабинета, прижимая левой рукой к животу толстую стопку уголовных дел. Связка ключей начала выскальзывать из пальцев правой ладони, я дёрнулась, папка тут же стала угрожающе расползаться. Я запрыгала на одной ноге, поддерживая дела коленкой другой ноги. Ключи выскользнули окончательно и грохнулись на пол, я с облегчением схватила дела и правой рукой тоже, одновременно прикрывая дверь бедром. Донесла… Коварный Сашка по выходе с утреннего совещания всучил мне возвращённое ему возобновлённое прокуратурой своё старое дело. В трёх томах и листов – навскидку – так под триста каждый. Так что дела, которыми осчастливили меня саму – три тощих папочки – не добавляли особой тяжести. Я, наконец, опустила свою ношу на стол для допрашиваемых, свои дела перекинула на стол к себе, а Сашкины – последним рывком – на его стол. Вспомнила про
– Спасибо, Тань.
– Догнал? – спросила я про опера, за которым он погнался, увидев того на лестнице.
– Да, после обеда зайдёт, будем разбираться.
Сашка уселся на своё место, вытащил из верхнего тома прокурорское постановление и стал читать. Проявление зубной боли на его лице усилилось.
– А почему возобновили-то? – спросила я.
– Щас скажу, – сказал он, не отрывая глаз от текста, и надолго замолчал.
Я тоже села на место, потянулась к подоконнику и «щёлкнула» чайник. Встала, чтобы достать из шкафа кружку и банки с растворимым кофе и сахаром. По привычке достала и Сашкину кружку и уже собралась бросить туда пару ложек, как вспомнила, что последнее время он себе снова стал заваривать какие-то восхитительные чаи в уродливого вида глиняном чайничке, специально принесённым из дома. Я, конечно, всегда этими чаями угощалась, так что и сейчас желание к кофе у меня пропало, но мне показалось, что Сашка не расположен прямо сейчас к чаезавариванию, пока не перечитает и не обдумает постановление, а заодно и свою незавидную судьбу на ближайшее время, постигшую его с возобновлением этого, вроде бы, бесперспективного изначально дела. Расследовал он его, как я помнила, очень долго и уже достаточно давно – когда мы ещё не сидели в одном кабинете. Потом, наконец, приостановил по факту и далеко не с первой попытки, и был этому очень рад. Дело в то время было на слуху у всей Следственной части, так что сегодня многие сочувственно на Сашку поглядели, когда дело это ему возвращали. Поэтому сейчас вкусный чай мне не светил, и я усилием воли вернула себя к кофейному настроению, успокаивая тем, что через какое-то время Сашка «отойдёт» и, чтобы самому успокоиться, начнёт свою «чайную церемонию».
Так что я с интересом – как мне показалось даже, с каким-то азартом, чуть ли не «охотничьим» – накинулась на те три тонюсенькие папочки уголовных дел, только что расписанных мне. Поясню… Всего дел имелось четыре, из четырёх разный райотделов – первое мне дали ещё в пятницу, из Центрального РОВД. И как дали мне его утром, так я весь день и поверить не могла – ну, счастью – не счастью, – но самому предмету того, что мне перепало. Дело было о похищении медалей – государственных наград СССР. Суть была в чём… Жил-был в нашем городе один дедушка – дважды Герой Социалистического Труда СССР, знатный в своё время шахтёр. Ну, он и сейчас живёт – дай бог ему здоровья. Ему даже в городе памятник при жизни поставили, как раз, как дважды Герою этого самого труда. Ну, ещё в советское время – памятник. Так вот, приходит к нему домой буквально в конце прошлого года такой мальчик-одуванчик: представляется студентом, показывает билет студенческий какой-то, говорит, что, мол, пишет курсовую работу про известных наших горожан, которые были в своё время награждены высшими государственными наградами. У нас это в основном… передовики производства всякие, так как город промышленный. И просит рассказать биографию свою: чем, когда, за что был награждён. Наш дедушка – не будь дураком – спрашивает: откуда, мол, ты, соколик, про меня знаешь. Тот ссылается на дедушкиного приятеля – председателя городского Совета ветеранов. Дедушка – Иван Егорович его зовут – сразу перезванивает этому приятелю, тот подтверждает – да, приходил мальчик, вежливый такой, положительный весь, спрашивал про ветеранов – работу в институте пишет. Вот он и дал ему адрес и Ивана Егоровича, и других орденоносцев. Иван Егорович тогда мальчику всё по порядку и с удовольствием рассказал про свои трудовые подвиги. Тот в тетрадку свою всё конспективно записал, детали кое-какие уточнил и напоследок попросил разрешения сфотографировать награды Ивана Егоровича, который, конечно, согласился. Достал из шкафа парадный пиджак, на котором все награды были прикреплены, положил на стол – снимай, мол! То есть – фотографируй. Мальчик достал фотоаппарат и сделал несколько кадров. Среди прочих наград там были две золотых медали «Серп и молот» – знаки отличия лиц, удостоенных звания Героя Социалистического Труда. Кстати, таких дважды героев, как Иван Егорович, у нас в стране вообще раз-два и обчёлся, то есть на самом деле – заслуженный дедушка. Причём, эти медали – одни из высших государственных наград СССР были. Так вот, мальчик их сфотографировал, поблагодарил-попрощался и спросил: можно ли будет ещё раз прийти, заново сфотографировать награды, если фотографии не получатся. Иван Егорович, конечно же, сказал, что можно, чтобы мальчик, в случае чего, приходил обязательно… Мне кажется, ветерану было просто приятно внимание…
И, представляете, где-то в феврале наш милый мальчик снова заявляется к Ивану Егоровичу, и говорит, чуть ли не каясь, что, мол, вот, как назло, фотографии не получились, и можно ли сфотографировать награды заново. Иван Егорович ему разрешает, снова выкладывает перед ним пиджак с наградами, тот фотографирует. И, вроде бы, Иван Егорович его чаем угощал, так что выходил из комнаты ненадолго. Потом мальчик распрощался и ушёл. А в марте Иван Егорович собирался на какое-то ветеранское мероприятие, доставал из шкафа пиджак, и те две золотые медали – они были скреплены вместе – вдруг сорвались и упали на пол. Ивана Егоровича это насторожило, так как он знал, что они были надёжно пристёгнуты, он стал медали рассматривать… и заметил, что какие-то они не те стали, отличаются от прежних… В общем оказалось, что медали теперь у него – поддельные. И выходило, судя по всему, что подменил их тот милый мальчик-студент.
Так что можно понять, с каким… ну, пусть даже удовольствием, я раскрыла
Но ещё больший – и уже не чисто эмоциональный, а эмоционально-практический – сюрприз ждал меня в третьем деле, которое – хоть на этом спасибо – было возбуждено снова просто по краже. Оказалось, что наш милый мальчик был-таки задержан во плоти и с поличным, арестован, допрошен и сидит сейчас у нас в тюрьме. Ну, то есть, конечно, в «следственном изоляторе номер два». Получалось, что у меня по делу – а дела теперь мои – «жулик» арестован уже несколько дней назад, и идёт двухмесячный срок его содержания под стражей. Если что, у меня раньше вообще не было арестованных лиц по делам – все подозреваемые и даже обвиняемые были под подписками о невыезде, и я не сталкивалась практически с такой мерой пресечения, как «заключение под стражу». А ведь теперь мне самой придётся срок этого заключения продлять… И относительно скоро уже… На некоторое время эта новость затмила для меня даже сам предмет дела, которому я, откровенно, радовалась в душе. Но потом я сказала себе, что сидеть «студентику» спокойно – ну, так-то спокойно это мне будет – ещё семь недель, за которые я уж как-нибудь свой страх новизны переборю и продление срока стражи оформлю. Да и если есть «жулик», то дело-то получает реальную перспективу, его в суд можно будет направить, а не приостанавливать по факту… Что хорошо.
Я с удивлением поймала себя на том, что как-то всерьёз разволновалась. Можно сказать, что, как, наверное, пишут в дешёвых романах, меня «захлестнула волна предчувствий» того, что по этому делу можно будет сделать… как и что надо будет делать… что я по нему смогу сделать…
Я вернулась к изучению третьего дела. «Студента» взяли под белы рученьки, когда он вышел из квартиры очередного заслуженного ветерана труда с очередной подменённой-похищенной золотой медалью «Серп и молот». А ждали его там благодаря активной деятельности, развитой Иваном Егоровичем – первым потерпевшим – который, обнаружив подмену своих наград, расшевелил всё ветеранское сообщество города, расспрашивая: не приходил ли к кому скромный студент. Оказалось, что приходил ко многим и у многих спрашивал разрешения прийти повторно, «если не получатся фотографии». Вот после одного такого повторного визита его и взяли.
После протоколов задержания и допроса подозреваемого – а звали его Михаилом Стариковым, и был он уроженцем братской Украины – шёл протокол осмотра изъятых у Старикова предметов. Меня кольнуло предвкушение… Он же вынес настоящую медаль. Смотрю опись – точно, «медаль Героя социалистического труда… жёлтого металла, две штуки». Потом – постановление о приобщении к делу в качестве вещественных доказательств – «хранить при уголовном деле». С замиранием я перевернула все листы дела, с внутренней стороны задней обложки был прикреплён заклеенный почтовый конверт, облепленный печатями и испещренный подписями. Недолго думая, я схватила из карандашницы канцелярский нож, выдвинула лезвие и стала разрезать конверт. То, что я даже ещё не заполнила постановления о принятии дел к производству, я, конечно, подумала, но – так, вскользь. В любом случае мне надо было бы потом повторно самой проводить осмотр и, соответственно, вскрывать конверт. Понятно, конечно, что при составлении постановления и протокола и в присутствии понятых…
В конверте было две медали – жёлтые звёздочки с серпами и молотами, на красных колодках, с одинаковыми номерами. Рассматривая их обе вместе, даже я сообразила, где оригинал, а где подделка. Одна при сравнении существенно отличалась более грубым исполнением и какой-то блёклостью. Номер вообще был нанесён красителем чёрного цвета, тогда как на оригинале – выбит в металле. Но, если бы мне показали только одну подделку, не поясняя этого, я бы так и посчитала её настоящей медалью.
Тут только до меня дошло, что в остальных делах тоже должны быть подделки. Так и оказалось, и теперь на столе передо мною лежали четыре звёздочки: настоящая и три подделки. Кстати, напомнила я себе, надо будет всё же докопаться, где поддельные медали, оставленные у Ивана Егоровича. По делу их не изымали, потому что на тот момент он их – с его слов – передал кому-то аж в областную администрацию. При допросе сказал – для того, чтобы «их проверили». Как проверили, на что проверили, кто проверил – понимай, как знаешь. Всё равно вызывать их всех надо будет, передопрашивать…
Я не удержалась и приложила две медальки себе к блузке на левой стороне груди. Подняла взгляд на Сашку – показать. Оказалось, он и так на меня во все глаза смотрит, вопросительно приподняв одну бровь.
– Это – то, что я думаю? – спросил он.
– Одна, похоже, настоящая, – радостно ответила я.
– Дай поглядеть!
Последующие минут пятнадцать мы занимались разглядыванием медалей со всех сторон, с использованием лупы, сравнением, пересказом друг другу того, что нам было известно про саму эту награду, вообще про награды, и историй, связанных со званием Героя соцтруда. К моему удивлению, Сашка знал про это много чего, так что мой внутренний недоучившийся историк тихо себе помалкивал, развесив ушки.