Несколько зеленых листьев
Шрифт:
— О, это я виноват. Мисс Рейвен оказала нам такую неоценимую помощь в наших исследованиях, — сказал Том. — Надеюсь, это было не во вред ее здоровью!
Мартин улыбнулся успокаивающей улыбкой и подлил Тому вина.
— Как вам вино? — спросил он. — На мой взгляд, недурное.
— Восхитительное! — вскричал Том. Он вполне оценил хозяйскую щедрость Мартина в отношении вина — ведь Эвис с матерью пили очень мало. «Что так прекрасно в женщине» [22] , хотя, произнося эту фразу, Лир, вернее Шекспир, имел в виду нечто иное.
22
Шекспир. Король Лир, V, 3. Перевод Б. Пастернака.
— Его
— У вас есть погреб? — спросил Том.
— Нет, к сожалению. По этой причине, в частности, мы и хотели сменить наш дом на больший. Хотя дело, конечно, не только в погребе.
И он бросил игривый взгляд на тещу.
Больше новые домики и возможность для Тома перебраться в дом поскромнее они не обсуждали. Намекнуть они ему намекнули, мысль подали, сомнение в душу, видимо, заронили — пока остается только выжидать, а там посмотрим.
С наслаждением потягивая замечательный портвейн Мартина, Том размышлял, как нелегко придется тем его прихожанам, которые вознамерятся оказать ему гостеприимство не меньшее, чем проявили Шрабсоулы. К счастью, слова его насчет скромной трапезы не были поняты слишком буквально. По дороге домой он поглядел на домики напротив церкви и мысленно улыбнулся идее переселиться в один из них (Энтони `a Вуд в приюте!), а затем поймал себя на том, что прикидывает, от кого может поступить следующее приглашение. Некоторые наиболее совестливые уже успели пробормотать нечто похожее на приглашение, а не так давно он угощался яичницей в обществе мисс Ли и мисс Гранди, кося одним глазом в телевизор, где показывали передачу о заповедниках. Адам Принс также пригласил его на один из дней будущей недели. Но от Эммы он так ничего и не дождался, если не считать вермута, который они распили в тот день, когда он провожал ее по лесу. А все этот доктор Петтифер из лесной сторожки. Интересно, скоро ли ему отправляться восвояси? И главное, что у них там с Эммой? Никто вроде ничего не знает, однако миссис Дайер, по своему обыкновению, однажды позволила себе намеки. Он не захотел тогда слушать, перевел разговор на другое, попросив ее вспомнить песни ее детских лет. Но вклад миссис Дайер в его копилку выразился лишь в «Беги, кролик» и «Мы на ваших брустверах развесим портянки» — песне начала войны, хотя он-то имел в виду совсем другие песни.
В то самое время, когда ректор уже направлялся к своему дому, сестра его Дафна выгуливала собаку, вспоминая при этом благотворительный базар и продававшуюся на нем картинку «Собака — слуга человека». На самом деле разве не мы служим всем этим собакам и кошкам, — думала Дафна, ожидая возле кустов на заднем дворе, когда собака сделает свои дела. Вечер был сырой, промозглый, из тех, что заставляли ее особенно недоумевать, почему же все-таки они с Хетер не поехали в Грецию, не осуществили свою давнишнюю мечту. А может быть, мечту эту хранила лишь она одна, лишь она одна грезила о греческой деревушке, пусть даже современной — с гаражом, залитыми солнцем безобразными блочными домиками-коробками и маленьким пыльным квадратиком деревенской площади с одним-единственным корявым деревом посередине. В этот вечер они достали вилки для салата, купленные во время прошлогодней поездки на Метеору, а потом Дафна мыла посуду, а Хетер выговаривала ей за то, что она положила эти ложки в горячую воду — краска облупилась, а новых им уже не купить. «Не в последний же раз мы ездили в те края!» — спорила тогда Дафна, однако теперь, в темноте и сырости карауля собаку, она уже не была в этом так уверена. Но если не по монастырям, так, может быть, в другие тамошние места они все же поедут? Хетер поговаривает теперь о том, чтобы на следующее лето снять дом в Корнуэлле, — приятельница-библиотекарь знает там дом, который вместит четверых — ее саму с подругой и Хетер с Дафной, — такая вот складывается компания. Дом недалеко от Тинтагела, чудные скалы, а какие там пейзажи, когда море неспокойно! Прошлым летом в Греции было, пожалуй, чересчур жарко, и о замечательной экскурсии в Афины Хетер, кажется, сохранила в памяти лишь то, что у нее там распухли лодыжки.
— Идем же! — раздраженно сказала Дафна, обращаясь к Брюсу, их собаке. — Теперь все наконец?
В гостиной Хетер уже накрыла чай.
— Интересно, как там Том поживает, — словоохотливо начала она. — Могу себе представить,
— Да, наверное, члены общества любителей истории присмотрят за ним, — согласилась Дафна. Он, как и она, может жить теперь «своей жизнью», как бы эта жизнь ни складывалась.
— А ты заметила, что чай другой? — спросила Хетер.
— Вроде бы слабее, да?
— Слабее? Попала пальцем в небо? Пакетики другие! С прежними пора кончать. Надоела эта грошовая экономия.
24
Георгины возле мавзолея были еще в полном цвету, но Грэм Петтифер, как и намеревался, уже закончил книгу и готовился теперь к отъезду в Лондон. Вскоре цветы начнут опадать и вянуть, потом совсем почернеют от первых заморозков, а Грэма здесь уже не будет. Дом в Излингтоне готов принять его, так что в поселке его теперь ничто не держит. «Приятно будет опять вернуться к цивилизованной жизни», — сказал он. И тут же поправился, поспешив добавить, что сторожка, конечно, была в своем роде прелестна, но зима не за горами и прелесть эта в любой момент может обернуться удовольствием весьма сомнительным и даже явными неудобствами.
Прощаясь, он обнял Эмму с нежностью и теплотой гораздо большею, чем проявлял к ней все это время (если не считать того эпизода на траве, когда их и застал Адам Принс), — он словно всячески показывал ей, каким горем является для него их разлука. Он так ей благодарен за все — и за крупы, и за жаркое, даже за тот нарезанный хлеб. И конечно, скоро они увидятся опять. «Да, все трое», — подумала Эмма, хотя в разговорах Клодию он никогда не упоминал, разве только косвенно, — та уж, наверно, ждет не дождется в своем излингтонском доме. Он еще сказал что-то про гардины, купленные для его кабинета, вроде бы узор на них — те же золотые лилии, что и на покрывале в Эмминой комнате для гостей. Видно, и Клодии понравился этот узор.
Стоя на выложенной кирпичом дорожке его садика, Эмма думала о том, как чудесна дружба мужчины и женщины. Она проделала этот путь по лесу, чтобы взглянуть на сторожку, может быть и в последний раз, а заодно проверить, зреют ли помидоры, которые она посадила перед домом в горшках. Порывшись в листьях, она убедилась, что Грэм обобрал их все подчистую, даже зеленые. Неужели Клодия будет делать томатную приправу из незрелых томатов?
Она подошла к двери, подергала ее — замок всегда барахлил, поэтому открыть дверь и проникнуть внутрь труда не составляло. Гостиная прибрана, только в мусорную корзину заткнуты старый номер «Гардиан» и пустая коробка от овсяных хлопьев, а на кухне брошены какие-то консервные банки.
Эмма опустилась в мягкое кресло с безобразной красной обивкой и вылезающими кое-где клочками ваты. На каминной полке она заметила листок бумаги — расписание церковных служб на текущий месяц. Неужели Том или кто-то другой специально шел через лес, чтобы принести сюда такую дребедень? А может быть, этот бесполезный листок был лишь предлогом для попытки проникнуть в сторожку в надежде выведать что-нибудь сенсационное? Теперь Эмме уж этого не узнать.
Она встала, поднялась в спальню. И здесь ничего. Том удручающе аккуратен; однако вот оно — на шатком бамбуковом столике возле кровати лежит книга — антология поэзии XVII века. Не мог ли он намеренно оставить здесь эту книгу, а если так, то что он хотел этим сказать? Книга открывалась не лирическим произведением, а опусом Ричарда Крэшоу, забавно озаглавленным «На посылку сэром Крэшоу двух незрелых абрикосов поэту Каули». Сколько она ни вчитывалась, причудливые метафоры ничего не рождали в душе, кроме смутного и горького подозрения, что все это говорится о ней с Грэмом.
Внизу в передней послышался какой-то шум, кто-то вошел в сторожку.
— Кто там? — окликнула вошедшего Эмма, на минуту ей показалось — чем черт не шутит, — что это вернулся Грэм.
— Управляющий сэра Майлса Брэмблтона, — уверенно и громко отозвался голос. — А вот что вы здесь делаете? Сторожка должна быть заперта.
— Вот именно! — сказала Эмма, выходя на площадку. — А замок сломан. Чудо еще, что после отъезда доктора Петтифера сюда не забрались грабители!
— О, мисс Ховик, извините, пожалуйста! — От Эммы не укрылось, как сразу же сбавил тон управляющий. Он заговорил почтительно, значит, она поступила правильно, смело бросившись в атаку и сказав ему насчет замка, то есть выступив в роли ретивой и сварливой защитницы имущественных прав сэра Майлса.