Несладкая жизнь
Шрифт:
Настя вспомнила, как раньше она с восторженным придыханием следила за жизнью некоронованных московских принцесс, и такие детали, как кричащая пошлость чьей-то обуви, вообще не привлекали ее внимания. Вот странно: почему ей, провинциальной девушке без амбиций, удалось разобраться со всем этим за год, а образованная интеллигентная москвичка Ларочка до сих пор не понимает, что со стороны она смотрится дура дурой.
Лара перехватила ее взгляд, и ее хорошенькое накрашенное лицо исказила гримаска узнавания. Настя махнула ей рукой. Ларочка подслеповато прищурилась и неуверенно кивнула в ответ.
Неужели не узнает? Или это знаменитый московский снобизм?
Но когда кавказец зацокал каблуками своих казаков в сторону уборной,
– Здравствуйте, – вполне доброжелательно улыбнулась она. – Вот уже пятнадцать минут смотрю на вас, и у меня сейчас мозги пузырями пойдут. Лицо знакомое-знакомое… Но хоть убейте, не могу вспомнить, где мы встречались.
Настя поперхнулась – шутит она, что ли? Конечно, мастера в «Жак Дессанже» – знатоки своего дела, и новый цвет волос будто бы сделал черты ее лица более благородными… И легкий макияж – коричневая подводка, нежные румяна, тонкий слой светоотражающей пудры – ей к лицу. Но не могла же она измениться до такой степени! Еще пару месяцев назад она готовила домашнее крем-брюле специально к Ларочкиному приходу. Пышнотелая Ларочка любила изысканные десерты – из трех подруг она была Насте наиболее симпатична. Она всегда заходила на кухню, чтобы поздороваться. Спрашивала, как дела, – естественно, не потому, что интересовалась будничными деталями Настиной жизни. Из вежливости, но все равно приятно. И Настя однажды продиктовала ей рецепт овощной лазаньи.
– Виделись на одной вечеринке, – слова сами вылетели из ее губ. – Неудивительно, что не помнишь ничего, ты была под кайфом.
Ларочка не обиделась. Даже наоборот – ее лоб разгладился, а на карминных губах расцвела застенчивая улыбка.
– Ты танцевала стриптиз, – решила продолжить Настя. – И имела огромный успех!
– Правда? – озадаченно переспросила та.
– Неужели не помнишь? Под Таркана? Ну ты даешь.
– Да, кажется, что-то такое было… – нахмурилась Лара. – Я была с Тенгизом, да? Или с Мишей?
– С подружкой ты была, Оксаной. А потом ушла с каким-то иностранцем. Даже одеваться не стала. Представляешь, так топлесс и ушла!
Настя все ждала, когда же Ларочка ее остановит, поймет, что это шутка. Они вместе посмеются и разойдутся, довольные друг другом.
– Да ну? – вместо этого протянула Ларочка. – Топлесс? Так у него, наверное, машина сразу перед входом была. Не могла же я по улице голой расхаживать.
И Насте пришлось согласиться: конечно, не могла. Наверняка мифического иностранца ждал на улице «Мерседес» с водителем. А сама пристально вглядывалась в красивое смуглое лицо той, которой раньше старательно подражала. Неужели кокаиновая амнезия может быть возведена в такую крайнюю степень? Неужели правда можно уйти с мужчиной, а через неделю не помнить ни его имени, ни его лица, ни даже деталей знакомства?
– А кто это с тобой сегодня? – рискнула спросить она.
– Да так, – поморщилась Лара. – У него четыре отеля в Сочи. Каждые выходные приезжает оттягиваться в Москву. Представляешь, я с ним по Интернету познакомилась!
– Да ну? У него красивые сапоги.
– Это кожа змеи и игуаны, ручная работа. Полторы тысячи долларов. Он мне полчаса про это рассказывал, – усмехнулась она. – Жутко гордится. А ведь он скоро станет миллиардером. Знаешь, как в Сочи недвижимость дорожает? В связи с Олимпиадой?
– Ну а тебе-то что с этого? Неужели замуж за него собираешься?
– Он не зовет, – вздохнула Ларочка.
– Все впереди. Просто ты еще не танцевала ему стриптиз.
Кавказец вернулся из сортира, Ларочка, лаконично попрощавшись, вернулась за стол. Их руки сплелись над блюдом с морскими гадами.
А Настя залпом допила вино, попросила счет и почти выбежала на улицу, в прохладную московскую ночь. Вот как все, оказывается, просто.
Она вспомнила, как несколько месяцев готовила для Ларочки какао с расплавленным белым шоколадом. Лара заехала за Оксаной, они собирались на
Ларочка выглядела как никогда ослепительно – ее темные волосы были вытянуты и блестели, как у кинозвезды, утягивающий атласный корсет сделал ее аппетитную фигуру статуэточно стройной, водруженные на пьедестал золотистых шпилек ноги казались нереально длинными. Настя даже оробела от такого великолепия. Подавая какао, она собралась с духом и попробовала завести светский разговор. В свой последний выходной она посетила модную выставку фотографии. Она знала, что и Ларочка там побывала (как, впрочем, и все те, кто, не интересуясь искусством, тем не менее желали быть «в курсе»). Волнуясь и краснея, Настя тщательно подбирала слова, как будто бы статью для «Афиши» писала, – говорила о композиции и смелости и о том, испортит ли искусство фотошоп. Лара снисходительно выслушала. Потом ответила, что какао, пожалуй, пресновато, попросила принести из кухни сахарницу. Настя чувствовала себя так, словно ей только что отвесили звонкую пощечину. Почему, что она сделала не так? Высказала наивное мнение? Выглядела полной дурой? Посмела вообще заговорить первая? Нарушила один из важнейших этических законов обслуживающего персонала?
В итоге она успокоила себя тем, что еще не готова на равных общаться с такими, как Ларочка или Оксана. У нее получится, она сможет, она ведь так старается, не ложится раньше половины третьего, читает, вырезает статьи, подчеркивает впечатлившие строки черным маркером. Когда-нибудь она будет своей в любом обществе. Надо только немного потерпеть и не опускать руки.
И вот теперь, медленно бредя вдоль Садового кольца, она думала о том, как же можно было так жестоко ошибаться. А ведь ей виделась за ними такая искушенность, такая глубина! Она часами готовилась к возможному разговору, который так никогда и не состоялся – и не потому, что она не смогла бы достойно спорить, парировать, возражать, а просто потому, что она была поваром, а они – принцессами. И не надо было прочитать «Критику практического разума», говорить складнее Тины Канделаки и понимать разницу между ампиром и барокко, чтобы взобраться на этот мифический трон. Достаточно всего лишь оказаться в нужном месте в компании нужных людей, склониться над кокаиновой дорожкой, зажав наманикюренным пальчиком одну ноздрю, и поплыть по течению разудалого веселья, не думая ни о чем.
И все.
Артем не сразу открыл ему дверь, и, едва увидев выражение его лица, Давид понял, что здесь ему не рады. Пройдет несколько минут, друг опомнится, заулыбается, предложит ему чаю и травки, но это первое мгновение все расставило по своим местам. Давид был хорошим психологом и никогда не строил иллюзий по поводу окружающего мира.
– Ты?! – Артем смотрел на него как на привидение. – Но как ты…
– Добрые люди помогли, – улыбнулся Давид. – Денег одолжили. Я купил на вещевом рынке спортивный костюм – и был таков. Кстати, никогда не думал, что спортивный костюм… – он насмешливо уставился на криво приляпанный к штанине логотип. – Хм… «Адидас», может стоить так дешево.
– Так ты… сбежал, что ли?
– Дошло наконец. Ты так и будешь меня на пороге держать?
– Извини, – Артем посторонился. – Только вот… Я не один.
В прихожей валялись туфли на шпильках. Немного стоптанные. А размер у девушки ого-го – минимум сорок первый. И косточка возле большого пальца некрасиво промяла тонкую лаковую кожу. Давид терпеть не мог стоптанные туфли, брезговал ими. Старался подальше держаться от их владелиц.
– Вижу. Но я вам не помешаю. Мне сейчас не до девочек. Мне бы в себя немного прийти, подумать, что делать дальше. – Он по-хозяйски прошел в просторную тридцатиметровую кухню, включил кофемашину, заглянул в холодильник, обнаружил просроченный кефир. – Видно, готовить твоя дама не научилась.