Неслучайная ночь

Володарская Ольга Геннадьевна

– Один я, – буркнул Вячеслав. Заметил, что в салоне джипа кто-то есть, и хохотнул: – А ты, я смотрю… Кто там с тобой?

– Барышня.

– Да неужели?

Кравченко приблизился к джипу и хотел открыть дверцу, но та сама распахнулась, и из салона показалась Ульяна. Слава, увидев ее, удивился, но не подал вида:

– Писательница, и ты здесь? Все же приехала! – воскликнул он. – Милости просим!

– А где Женя? – спросила Мичурина. – Я ей подарок привезла.

– Какой?

– Свою новую книгу. Только что вышла.

– Она у тебя одна?

– С собой – да. А что?

– Да Ветер твоим творчеством увлекся.

Вдруг и ему захочется с новинкой ознакомиться?

Ульяна, не поверив, фыркнула и прошла в дом.

Проводив ее взглядом, Слава спросил Егора:

– У вас шуры-муры, или я себе это придумал?

– Нет, у нас не шуры-муры. У нас серьезно.

Кравченко не смог сдержать удивления. Он хорошо знал друга и сразу понял – тот не шутит, Егор действительно серьезно увлечен Ульяной. Если не сказать больше – влюблен. Поскольку никаких других девушек Баринов друзьям не представлял. Да, все понимали, что подружки у него есть, а Марк как-то даже одну из них сподобился увидеть, случайно столкнувшись с Егором и его пассией в ресторане. Но ни разу Егор не познакомил ребят с кем-то. А уж тем более не говорил: «С ней у нас серьезно».

– Я за тебя, Барин, очень рад! – искренне произнес Кравченко. – И выбор твой одобряю. Хотя тебе, подозреваю, мое одобрение по фигу.

Егор хлопнул его по плечу, но разговор продолжать не захотел. Хоть Кравченко и друг ему, а вести беседы на личные темы Баринов не любил даже с самыми близкими людьми.

– Как там Ветер? – спросил он, меняя тему.

– Нормально. Сейчас поросенка рубит на заднем дворе.

– Серега рассказывал, как следствие по делу Дрозда продвигается?

– Да я как-то не спрашивал.

– А ты своему другу Колюне звонил?

– Не-а.

– Что ж так?

– Да как-то не до того было.

– Проблемы?

– Никаких проблем, просто работа заела, – соврал Слава. Всех посвящать в свои семейные проблемы ему не хотелось. Достаточно, что о них знает Ветер.

– Ладно, сам у него спрошу, – бросил Егор, направляясь на задний двор.

Едва он скрылся, на дороге показалась еще одна машина. Слава узнал универсал Штаркмана.

Когда автомобиль въехал на стоянку и остановился, из салона высунулась лысая голова Кудряша. С другой стороны вышла черноволосая Диана.

– Привет, – не очень радостно поздоровался с другом Марк.

– Здорово, – так же хмуро приветствовала Славу Диана.

– Доброго утречка, молодожены! – нарочито радостно встретил их Слава. – Как добрались?

Спросил не просто так, а в надежде на то, что недовольство на физиономиях парочки вызвано дорожными неурядицами, а не обострившимися отношениями.

– Нормально, – буркнула Диана и направилась в дом.

– Все приехали? – тут же поинтересовался Марк.

– Все. Даже писательница. – И, не сдержавшись, Вячеслав добавил: – Прикинь, у них с Барином что-то наклевывается.

– Меня это не удивляет, – сказал Штаркман, подходя к багажнику и открывая его. – Я сразу заметил, что Ульяна произвела на Егора сильное впечатление.

– Да? – изумился Слава. – А по мне, так Барин всегда одинаково непоколебим. По крайней мере, внешне. Даже на похоронах жены и сына стоял с каменным лицом.

– Лицо, возможно, и было неподвижным, но глаза… У него они истинно зеркало души, а я с детства умею видеть ее отражение… – заявил Марк.

– Это у тебя, как понимаю, наследственное?

Генетическая память многомудрых иерусалимских предков? – В их кругу было принято беззлобно подтрунивать над «еврейством» Марка, и тот не думал на друзей обижаться.

– Нет, приобретенное. От вас, гоев. Ветер научил. Он отличный физиономист. А мы, как ты помнишь, на лекциях обычно сидели вместе.

– И что?

– А то, что Серега по одному взгляду на препода мог определить, будет тот сегодня лютовать или нет. И потом, когда подтверждалась правота его предположений, рассказывал мне, по каким признакам сделал такой вывод. Насколько я знаю, в Японии когда-то существовала целая наука…

– Ой, не надо! Лекции мне еще в институте надоели… – простонал Кравченко. Он на самом деле не любил, когда Марк или кто-либо другой начинали умничать. – Ты лучше скажи, какая кошка пробежала между тобой и Дианой?

– Да с чего ты взял, что между нами…

– Я, может, и не большой специалист в физиономистике, но кое-что вижу. Вы с Дианкой явно серьезно поцапались.

– Все у нас нормально, – поспешно и не совсем искренне заверил его Марк. – А разногласия у каждой пары бывают.

Слава кивнул, решив не докапываться до сути. Если Штаркман захочет, сам расскажет…

Штаркман захотел.

– Я не уверен, что она меня любит! – неожиданно выпалил Марк. – Оттого и все проблемы.

– Брось, ты выдумываешь. Диана очень хорошо к тебе относится.

– В этом-то я как раз не сомневаюсь. Но любви, похоже, не испытывает. – Тут Марк замялся, видимо, решив, что и так сказал слишком много. А возможно, просто посчитал, что столь серьезный разговор нужно вести в другой обстановке, а никак не во время разгрузки вещей. И, резко сменив тему, попросил: – Помоги, пожалуйста, дотащить до дома…

– Опять водяра? – поинтересовался Слава, поднимая ящик и ощущая его тяжесть.

– На сей раз отличный гранатовый сок, я сегодня не пью.

– А я, наверное, выпью, – вздохнул Кравченко. И добавил, увидев, что Марк выгружает оборудование для кайтинга: – Иначе мне нечем будет заняться, когда вы уйдете в море.

– Да, сегодня я намерен накататься донельзя. Слишком много во мне дури накопилось, надо ее выпустить.

На том Штаркман беседу закончил и молча зашагал со своей ношей в дом.

Глава 4

Марк, Ветер, Егор и Женя катались несколько часов. Очевидно, много дури накопилось не только в Штаркмане. Однако именно он выбрался на берег последним. И едва его ноющие от усталости ноги коснулись песка, Марк ощутил то же недовольство жизнью, которое испытывал до того, как вышел в море. Получается, дурь не вышла, а всего лишь затаилась и теперь напомнила о себе тяжестью на сердце и пакостными мыслями. «У нас свадьба меньше чем через месяц, – раздалось в голове Марка противное брюзжание – в последнее время внутренний голос разговаривал именно так, – а Диана ни разу не сказала мне, что любит. Даже когда я просил, она либо отмалчивалась, либо глубокомысленно замечала, что слова – ничто. Да, возможно, но ведь очень хочется иногда услышать заветное: «Я тебя люблю!» Именно иногда, потому что, когда Женя твердила о своих чувствах беспрестанно, мне становилось скучно. Подобные признания должны быть не дополнением к каждодневной утренней яичнице, а изысканным праздничным десертом…»