Нестраховой случай кота Моисея. Сборник рассказов
Шрифт:
Любовь не исчезает, если кто-то из двоих по-прежнему питает чувства. Из нас я не утратил страсть, а это означало, что Кирена должна была остаться в доме, где мы провели несколько бесценных лет, вихрем пронесшихся перед моими глазами за те секунды, пока она допивала свой последний бокал. Сейчас в ней зарождалась новая эра, которую ей предстояло оценить по достоинству.
Несколько минут спустя, Кирена почувствовала легкую усталость и головокружение. Ее знобило, и я предложил ей прилечь ненадолго тут же в гостиной, на диване. До самолета было достаточно времени, успокаивал я. Приглушив свет, я сел подле нее, взял за руку и неотрывно глядел в ее широко распахнутые глаза, ради которых
Одно дело – внезапный уход, совсем другое ощущение, когда душа медленно освобождается от телесной оболочки, а каждый вздох может стать последним. Мозг, сознание бешено сопротивляются, цепляются за все земное, пытаются вырваться из объятий неизбежного. Наконец, последние минуты и секунды пребывания в этом мире сглаживаются, забиваются стремительно делящимися клетками наиболее ярких и важных пережитых когда-то впечатлений и эмоций, а после плавно ускользают в трясину беспамятства, словно от укола с сильнодействующим наркотическим веществом.
И вот я ощутил, как сильно задрожала Кирена всем телом, а из открытых, но невидящих, глаз хлынули бледно-розовые слёзы, ниспадающих прозрачными потоками по прекраснейшему лицу. Из Кирены струилось последнее послание живому миру, то, что еще могло отождествлять ее с ним. Я целовал ее руки, глаза, нос, солоноватые губы, – самое дорогое, что было у меня. И все, что я так любил, оставалось в доме. Нашем с Киреной доме. Навсегда.
На следующий день, после работы, я довольный и радостный спешил домой. В моей жизни ничего не изменилось. Я безумно счастлив, у меня семья, и те, кто после всего этого утверждают, что я не умею любить, – либо безнадежно глупы, либо чрезвычайно завистливы.
Холодное весеннее солнце вяло омывало последними тусклыми лучами далекий и почти невидимый горизонт. Вечер обнимал город смолистым облаком дымчато-сладкой убаюкивающей дремоты, а я возвращался по оставленным утром следам на снегу к своей Кирене.
ПРИПЛЫЛО
Диспансеризация направлена на
выявление хронических
неинфекционных заболеваний,
являющихся основной причиной
преждевременной смертности.
Из положения о диспансеризации.
В пять утра Вениамина Егоровича разбудили настойчивые характерные позывы. Сшибая спросонья углы прихожей и дверные проемы, доковылял он до туалета. Привычно завис над унитазом, намереваясь исполнить задуманное. Внезапно, замутненный сонливой негой, взгляд сфокусировался на чем-то крайне неожиданном в столь ранний час. Он ахнул и остолбенел: в водном ареале фаянсового друга мерно покачивался фекальный ковчег.
Мозг мгновенно пробудился и заработал со ураганной скоростью. Еще час назад ничто не нарушало экосистему чуда сантехнической мысли. Жена трудилась в ночную смену в круглосуточном магазине и должна вернуться только через пару часов. Сын давно съехал и приезжал раз в месяц, да и то, если нужны были деньги. Может, кот? Вениамин Егорович выскочил в коридор, вытащил из мягкой лежанки упитанного и возмущенного вторжением в личное пространство Ваську персидского розлива. Оперативно произвел дознание, которое закончилось предупредительным шипением и легким прикусом левой руки следователя.
«Откуда ж оно взялось?» – недоумевал Вениамин Егорович, с пристрастием всматриваясь в объект исследования и, окончательно проснувшись, понял, что мурлыка не мог произвести субстанцию, размером с кошачью голову.
– Аварийная. Надежда. Слушаю вас, –
– Доброе утро, у меня в унитазе почему-то плавают отходы человеческой жизнедеятельности!
– Выливается наружу? Засор? Вас топит? Верно?
– Нет, нет. Тут плавает чужое. Это не наше! – затараторил Вениамин Егорович. – Не знаю, как это попало в мой унитаз. В квартире никого нет, и это странно.
– Так вас заливает или нет? – голос дежурной посуровел.
– Послушайте, мне неприятно, что в мой дом заходят посторонние люди. Как такое возможно? – гнул свою линию Вениамин Егорович. – Одно дело – по малой нужде, а вот по большой, – это, извините, свинство! Прошу разобраться и впредь не допускать подобное неуважение.
– Может, это ваше, но вы забыли? Утро же раннее. Заработались, замотались, всякое бывает.
– Повторяю еще раз: я спал. Хожу ночью только по-маленькому, а тут кто-то внаглую, прямо на моих глазах, совершает подобное! Как это прикажете понимать?!
– Хорошо, – голос приобрел примиряющие нотки. – Предлагаю лучшее решение.
– Какое решение?
– Смойте и ложитесь спать.
Вениамин Егорович закипел:
– Как это смыть? Вы в своем уме? В унитазе – вещественные доказательства, улики! Необходимо произвести расследование, выяснить, почему всплыла эта наглая подводная лодка и по какому праву? Я не потерплю в собственном доме инородные тела! За что я плачу вам деньги?
Вениамин Егорович, как полуночный призрак в предрассветном мраке (будучи бережливым хозяином, он экономил электричество), бродил по узкому коридору взад и вперед, прижимая к уху трубку и выкладывая аргументы для пресечения в дальнейшем грубейшего вторжения. До него не сразу дошло, что бесценные рекомендации он дарит тишине: трубку на том конце давно бросили.
В ярости он набрал номер снова:
– Что это за манеры? Я на вас жалобу накатаю! – с ходу заорал он. Телефон в руках хрустом пластикового корпуса подтвердил серьезность намерений огнедышащего дракона предпенсионного возраста.
– Какая жалоба? Вы на часы смотрели? – по рассерженному басу Вениамин Егорович понял, что ошибся, разбудив в полшестого утра непричастного к унитазной истории человека.
Вениамин Егорович обмяк от досады, даже рыжие волосы на тощих ногах сникли как увядшие подснежники. Он в нерешительности завис над телефоном, борясь с искушением отдаться предложению дежурного дьявола из управляющей компании. Тяга к справедливости оказалась сильнее капитуляции. Раз за разом набирал он номер, но неизменно натыкался на неприступный частокол коротких гудков. Занято. Но стремление к эскалации любого вопроса («Уважаемый министр пищевой промышленности! Сегодня я обнаружил волос в котлете. Срочно прошу разобраться и наказать виновных!») уверенно проявляется сорок седьмой хромосомой в русском человеке, и Вениамин Егорович, как истинный мутант-правдоискатель, рванул выше.
– Диспетчер аварийной службы водоканала, слушаю вас, – раздался в трубке интеллигентный, с легкой картавинкой, голос.
Как на духу, ничего не скрывая, исповедался Вениамин Егорович новому собеседнику.
– Плохо, голубчик, плохо! Беречь себя надо! – подытожил рассказ голос.
– Так я про это и говорю, – обрадовался внезапному пониманию Вениамин Егорович. – Кому ж понравится, когда в пять утра в его доме всплывает непрошенный аквалангист? Вы ведь сможете помочь, да?
– Конечно, голубчик: немедля записывайтесь к урологу, бегите прямо сегодня. А уж про ежегодные осмотры в нашем возрасте я и не говорю, —картавил голос вороном назидания. – По десять раз за ночь посещать уборную, голубчик, – это весьма тревожный симптом.