Нет мне ответа...
Шрифт:
Очень болит голова, никогда ещё так не болела, особо по утрам. А раньше-то было наоборот, ложишься больной, разбитый, но встаёшь посвежее. Видимо, то, что я принимаю более уже десяти лет лекарства от высокого давления, начинает сказываться, и в таком виде и состоянии написать третью книгу романа нельзя.
Жду весны, чтоб перебраться в Овсянку, надеясь, что там мне, как всегда, легче сделается. А весна у нас обещает быть наконец-то путной, ибо зима стоит настоящая. Средние для Сибири морозы пришли вовремя и держатся до сих пор с солнцем ярким, с ослепляющим снегом. Город большей частью мёрз зимою, а у нас, слава богу, тепло и светло.
Похоронил я тут мачеху в Дивногорске, приедешь — расскажу. А приехать, кажется,
Вот потребовалось мне установить имена и отчества супругов Мироновых и полез я в «Капитанскую дочку», а как залез, оторваться уж не мог от Пушкина, читал, не сознавая, что происходит это во дни поминальные светлой памяти гения нашего. Ах, до чего же прекрасно читается «Капитанская дочка» и наброски, которые в этом же томе. Но читал я, восторгался и ловил себя на том, что иные наши читатели, особенно из советских учительш и другого грамотного люда, будут воспринимать уже это образцовое, единым (нигде ни разу не порвавшимся) звуком скреплённое повествование как пародию, как старомодное словотворчество, примитивное с точки зрения современного писателя и даже грубо натуралистичное. Ну, как это можно написать на первой же странице: «матушка была ещё мною брюхата...» или совсем «неправильно»: «мысль моя волновалась», а по мне так лучше и короче написать невозможно. Повесть, в наши дни именуемая «маленькой», вмещает материал и события современной трилогии, исключая, конечно, «Тихий Дон», но это «нечаянное» произведение для нашей литературы особь статья. Недаром ведь с ним много уже лет борются товарищи евреи. Нет в ихней литературе произведения такого таланта, и хоть торопятся они объявить «Жизнь и судьбу» В. Гроссмана выше «Войны и мира», а уж «Тихого Дона» тем более, время всё ставит на свои места. Прошло несколько лет после гвалта и литературно-критического бума вокруг этого Гроссмана, и всё уже улеглось, в берега укатилось и предполагаемого половодья не произошло.
Ну всё, расписался, разогнался. Обнимаю, целую. Виктор Петрович
1998 г.
(В.Еременко)
Дорогой Володя!
Никак я не выпутаюсь из сетей медицины, долечился до того, что сегодня мне местное медицинское светило предложило операцию, подобную ельцинской, и от которой славный человек и артист Никулин остался на операционном столе. Года мои уже многие, хворей накопилась куча, и мне просто не выдержать хирургического вмешательства. И порешили мы с давно меня лечащим врачом(чихой), сколь Господь отпустил, столько и проживу, и ускорять процессы уж не буду.
Здесь, в больнице, я перечитал много чего, сегодня вот послал к тебе статейку об одном в глуши непробудной живущем поэте, вслед за этим письмом придёт и материал мой.
Прочёл я и «Великомученицу». За рисковое дело ты брался, удержаться в бабьей, да ещё российской интонации очень и очень трудно. Читал с опаской, но, слава богу, ты справился со своей задачей. Что же касается самой истории, то любая из моих уже покойных тёток могла бы рассказать то же самое, да и все старшие наши русские женщины — той же прописки и редкостной, горькой доли. Кто и когда оценит их невиданный подвиг в веках?! Никто и никогда. Некогда и некому потому что. Так уж хоть живые, благодарности и благодати в душе не утратившие дети и внуки напомнят о них так же благодарно, как сделал это ты. Жалко, тираж у журнала маленький и мало кто прочтёт гобой рассказанную типичнейшую и пронзительную историю.
Кстати, в «Москве», в первом номере, должны появиться мои рассказы, могут и не прислать номер-то, а я формирую новую книжку, и один из рассказов мне позарез нужен. Напиши, пожалуйста, Лёне Бородину обо мне или сам журнал купи в счёт моего гонорара и пришли журнал.
Письмо закругляю, уже вечер, и я очень устал, хотя днём ещё шутил с приятелем насчёт баб-с... Отшутился, видно. У нас издаётся солидный и довольно приличный журнал «День и ночь». Заметили б и отметили хоть вы в «Лит. России» — люди трудятся самозабвенно и почти бесплатно на благо всеми забытой провинциальной русской литературы.
А на следующие «Провинциальные чтения» я, и лёжучи в больнице, кажется, денег всё же достал. Ну, обнимаю тебя. У нас наконец-то ослабели морозы. Надолго ли?
Бог с нами и Бог с вами, как писал Карамзин своим друзьям.
Виктор Астафьев
12 февраля 1998 г.
(А.Ф.Гремицкой)
Дорогая Ася!
Посылаю тебе слайд, может, не сейчас, так потом где-нибудь пригодится. Маню два дня как из реанимации перевели в палату — выкарабкалась и на этот раз. Молодец! Без неё мы совершенно беспомощны. Ладно, Тамара Четникова из Вологды прилетела и вот уже более месяца выручает нас, торчит на кухне и в ванной, варит еду да стирает. Иногда я её вывожу «дохнуть воздухом». Вчера вот в театре были, смотрели здешний «Вишнёвый сад», убогий, конечно, сад-то, унылость и безликость Чехова в драматургии и выдающиеся театры и актёры вывозят с трудом, а уж провинция...
Сдавал я повесть в «Знамя», прилетала редакторша и помотала ж мои истрёпанные нервы — старость автору не в упрёк, но и редактору не награда, въедливость и буквоедство заменили в старушке советчика и помощника.
Затем делал ксерокопии, вычитывал, складывал, паковал, завёртывал (Мани-то нет, даже и обматерить некого, на ребят зыкаешь, а с них, как масло с гуся (постное). Поля, правда, стала лучше учиться, больше следить за собой (бегает даже по лесу утром) и тёте Тамаре помогает. Сейчас вон приходила чванилась: «Деда, я прибираюсь». — «Ну и прибирайся!» — «А я как пол вымою, дашь мне денег на мороженку?» — «А сколько стоит мороженка?» — «Тысячу четыреста рублей». Ох-хо-хо, что делать-то! «Если, — говорю, чисто вымоешь пол — будет тебе мороженка».
Витя учится на курсах шофёров. Если не проспит занятия, ездит куда-то. А курсы-то — дороже денег. Просит компьютер купить, говорит, уже умеет с ним управляться, станет бабке помогать с рукописями. Придётся покупать, всё занятие, может, в будущем пригодится.
Сейчас я думаю передохнуть и попишу комментарии, а то всё было недосуг. Почты на столе сделалась — гора и всё не просто письмо иль там записка, а послания, анкеты и формуляры какие-то. которые и не хотел бы, да начнёшь заполнять. Боязно!
Обнимаю — звони, да с казённого телефона, свой разорителен, у меня гости и редакторша поговорили всласть с домом и столицею, едва рассчитался...
Поклоны всем. Ваш В. Астафьев
3 марта 1998 г.
Красноярск
(Р.Белову)
Дорогой Роберт!
Не успел я ничего с чусовлянином существенного отправить, а вот письмо это тебе отправлю с Секлетой, она послезавтра уезжает (я тоже отдам письмо на машинку, ибо тоже почерк свой усовершенствовал до крайности, а Маня начинает оживать после болезни, и незагруженной её видеть как-то непривычно).