Нет войне конца (антология)
Шрифт:
Они повалили титана.
Одна из ног монстра, вывернутая под неестественным углом, торчала сзади, другая глубоко ушла под землю. Судя по надсадному вою механизмов, он все ещё пытался выбраться, но безуспешно. Хвост «Фелгаста», бешено метавшийся по площади, сбил с ног троих космодесантников и с жутким хрустом впечатал их в развалины.
— Отойти от хвоста! Приготовиться к отражению наземной атаки!
В клубах пыли Корвон заметил движение теней со знакомыми очертаниями. Приближалась вражеская бронетехника, но это мало беспокоило капитана — на узких улицах она скорее была мишенью, чем угрозой. Теоретическая неподготовленность, практическая слабость и общий
Во мгле появились и другие тени — легионеры в силовой броне. Вот их уже не стоило сбрасывать со счетов, но, самое главное, они теперь были здесь, а не оставались снаружи, пытаясь выкурить Ультрадесантников. План Корвона работал, враг втягивался в городской бой.
— Взвод «Калорем», уничтожить цель! Уничтожить, немедленно!
Отряд тяжелой огневой поддержки вышел из укрытия во внутреннем дворике, с противоположного бока поверженной демонической машины. Её глаза из бронестекла, под низкими медными бровями, обжигали ненавистью приближающихся легионеров, орудия на панцире бесполезно ворочались, а громадная челюсть лязгала по земле, словно пытаясь укусить.
Пятеро космодесантников нацелили в голову чудовища громоздкие мелта-пушки, выставленные на максимальную мощность. Рев расплавляющего металл оружия оглушил Корвона на другой стороне площади.
Титан завопил, и Ультрадесантники выстрелили снова.
— Машины от боли не кричат, — заметил кто-то.
Вопль затих, «Фелгаст» корчился в яме, заглушая звуки боя грохотом своей агонии. Движением зрачка Корвон подключился к пикт-потоку со шлемов взвода «Калорем», и его глазам предстала остывающая лужа расплавленной меди на месте головы титана. Не было видно ни следа принцепса или модератусов, как и кабины управления — только жилистая органическая масса, пронизанная бесформенными полосами металла. Корвон отключил изображение.
— Хорошо сработано, — сказал он, вытаскивая гладий. — Выдвигаемся к восточной стороне площади. Приготовиться к атаке Семнадцатого Легиона. Ударная группа «Альфа», начинайте штурм. Мы идем в бой за Макрагг!
— Капитан Лукреций Корвон! Девяностая рота, Девятый капитул. Выйти из строя!
Корвон подошел к помосту. Он не ведал страха, но собрание полубогов кого угодно привело бы в замешательство, и особенно тяжело было не отводить взгляда от прекрасного и грозного облика Сангвиния.
Дойдя до края ковровой дорожки, на последней ступени к подиуму, капитан преклонил колено перед своим господином.
— Подними глаза, капитан.
Корвон с трудом исполнил приказание.
Робаут Жиллиман смотрел на него с теплой отцовской гордостью.
— Для тебя, сын мой, уготованы великие почести.
Примарх протянул руку, забирая с бархатной подушки лавровый венок, так искусно выкованный из металла, что, казалось, он был сплетен из свежесрезанных листьев.
— Венок Вызова! — провозгласил Жиллиман, подняв его над головой так, чтобы видел весь мир. — Одна из высочайших наград Легиона вручается Убийце Титана, спасителю Астагара, капитану Лукрецию Корвону!
Его сын склонил голову, и примарх опустил на нее венок, с легким щелчком магнитного замка обхвативший шлем капитана.
— Я разделяю эти почести со своими людьми, повелитель, — сказал Корвон.
— Ты хорошо руководил ими, капитан. Награждая тебя, мы награждаем их всех.
В воздухе повисло
— Ты ничего не забыл, капитан? — спросил, наконец, Лев.
— Что именно, мой господин? — поинтересовался в ответ Корвон.
— Все, награжденные до тебя, обновили затем свои клятвы Легиону и Империуму. Сделаешь ли ты то же самое?
— Нет, мой господин.
Всем собравшимся показалось, что мир затаил дыхание.
Лицо Эль’Джонсона окаменело. Сангвиний с интересом смотрел на происходящее.
— Так ты, значит, предатель? — уточнил Лев.
Корвон вытащил гладий, и космодесантники на подиуме немедленно взяли его на прицел, но Жиллиман жестом остановил их. Капитан держал меч высоко над головой, плоской стороной клинка на раскрытых ладонях.
— Я не стану обновлять свои клятвы, господа мои, ведь обеты Ультрадесантника вечны и неизменны. Я не желаю, подобно моим бывшим братьям-предателям, отказываться от торжественных обещаний. Я уже присягал служить Империуму, Императору, Легиону и всему человечеству, и во исполнение этих клятв, вы, господа мои, вправе приказывать мне и моему мечу, пока смерть не освободит меня от данного слова. Вы просите меня обновить то, что не нуждается в обновлении, ибо Ультрадесантник клянется раз и навсегда. Принеся обет вновь, я признаю, что в моей прежней клятве была неточность, имелась слабость, но это не так. Слабости нет, ни в моей руке, ни в моем разуме, ни в моем слове. Я — Ультрадесантник, и я иду в бой за Макрагг, и за Императора, и так будет впредь, ибо я дал слово. И мне не нужно делать это вновь.
Размеренные хлопки облаченных в броню рук прервали последующее молчание. Жиллиман, сам Жиллиман, аплодировал речи Корвона.
— Отлично сказано, сын мой, отлично сказано!
— Это дерзкие слова, брат, — недовольно заметил Лев.
— Благородные слова, — возразил Жиллиман. — Капитан Корвон, верни меч в ножны.
Лауреат выполнил приказ отца, и примарх положил руку ему на плечо.
— Поднимись, сын мой. Встань лицом к лицу со своими братьями.
Обернувшись, Корвон взглянул на собравшихся воинов верных Легионов. Он вспомнил, что Прейто говорил ему прошлой ночью, и понял, что за бесстрастными визорами шлемов могут скрываться лица братьев, недовольных его поступком. Его это по-прежнему не заботило.
— Вы слышали его речь, воины Тринадцатого? — спросил Жиллиман. — Внемлите ей, ибо она истинна. Честь нашего Легиона останется безупречной! Мы идем в бой за Макрагг!
Ответный возглас раскатами грома пронесся над Марсовой площадью.
— Вернись к своим братьям, Лукреций.
— Стой! — произнес вдруг Лев, и Корвон обернулся к нему.
— Мне известно, что традиции Тринадцатого Легиона позволяют капитанам самим выбирать геральдические символы и цвета, но твой личный знак, по нынешним временам, кажется несколько… вызывающим. Могу ли я узнать, почему ты по-прежнему носишь его? — спросил примарх.
Слова Эль’Джонсона отозвались в голове Корвона проблеском полузабытых образов. Эйдетическая память космодесантников была чудесным даром, но взимала с них высокую цену — все воспоминания, приобретенные до восхождения в ряды Легиона, тускнели и рассыпались осколками. Ещё одна ирония в жизни, и без того полной невеселых шуток, заключалась в том, что Корвон легко мог вспомнить любую виденную им смерть боевого брата, любой кошмар войны, с полной, болезненной четкостью. При этом воспоминания детства, того краткого времени, когда капитан был полноценной частью защищаемого им человечества, обратились чередой выцветших картин, смутных и неясных.