Нет звёзд за терниями
Шрифт:
— Понял, — ответил он. — Так ты, значит, думала пробраться в то поселение и её отбить? Много там народу? И как узнать твою Леону, что с ней сделали-то?
— Пробираться никуда не надо. Они сами хотят прийти, попробуют взять город. Там сотня людей, может, больше, но эти тела сильнее обычных. А у Леоны крылья...
— Да ладно, — удивился Гундольф. — Рабочие или для красоты?
— Она может летать...
— Так чего ж она ещё не сбежала от тех людей?
— Куда, в Раздолье, что ли? И ей голову задурили. Рафаэль, он главный там, сказал, что она как Хранительница, что люди должны ей поклоняться. И Леона поверила. Она ведь как ребёнок, Гундольф, она так и не повзрослела, а ещё ей приходится пить капли, чтобы унять боль в теле. Она живёт в тумане, верит Рафаэлю, а тот её использует. Если будет атака на город, многие погибнут. Городских, уродов — мне никого не жалко, но Леону нужно спасти. Если с ней что-то случится, это будет из-за меня. Как я искуплю эту вину?
— Тихо, тихо. Пока ещё ничего не случилось. Так известно, что у них за планы, когда думают идти на город?
— Я не знаю, — ответила Кори. — Рафаэлю нужна была моя помощь, но мы сбежали. Это, наверное, его задержит. Не так-то просто сюда попасть.
Гундольф поглядел на часы. Занятные, круглые. Кори даже показалось, она где-то уже такие видела. Не вспомнить, да и плевать на это.
— Мне пора, — сказал гость. — Про Леону я понял. Я тут, правда, не свободен — работать приходится. Все ждут какого-то Зелёного дня, а мне и в этот день уже дело подыскали. Поправляйся, тогда и будем думать, что делать.
И он ушёл, оставив Кори в тревоге. Всё казалось, что-то важное не сказано, забыто. Но что? Не уловить.
Следом пришёл мальчишка. Упомянул брата и вывел из себя. Как может быть такое, что ищешь человека и понимаешь уже, что нет его в Раздолье, а он оказывается здесь и не прячется даже? Если его поставили разведчиком на опустевшее после Кори место, почему не на простые дела? О вратах, о чужаках не говорили кому попало!
Проклятая рука подвела. Когда казалось, что вот она, разгадка, всё растворилось во тьме.
А позже кто-то дал воды, и случилось чудо — боль утихла. Она, терзавшая так долго, отступила, и Кори впервые за долгое время удалось уснуть. И сладок был сон после чёрного беспамятства, не дарующего отдыха.
Когда Кори открыла глаза, было темно. Голоса, негромкие и спокойные, долетали из светлой щели в потолке. Что за место? Точно, ведь это дом. Она успела добраться до Леоны, предупредила вовремя. Попалась-таки Рафаэлю, но сбежала. А дальше? Гундольф с часами господина Первого, мальчишка — что из этого было правдой, а что игрой воображения?
Кори приподнялась на локте, нащупала на столе механическую лампу, завела. Жёлтый огонь, разгораясь, блеснул на стекле пузырька. Откуда это здесь? Кори ясно помнилось, что дома запасов не осталось.
Она поднялась, вытянула руку, согнула в локте, пошевелила пальцами. Проверкой осталась довольна, но всё-таки приняла ещё капли и лишь затем поднялась по лестнице.
Чужаки прервали беседу, заметив её. Темноволосый сидел с ножом, глядя в миску вместо зеркала — видно, скоблил щёки. Отполированная, блестящая, как серебро, миска эта обошлась Кори впятеро дороже обычной, но уж очень захотелось именно такую.
Седой держал эту самую миску. Себя он уже привёл в порядок, уничтожив следы долгого сидения в клетке. Тщательно старался, до красноты. Их младший товарищ дремал на постели, а Флоренц торчал у окна, отодвинув край занавески. За окном был день — светлый луч прорвался, позолотил встрёпанные кудри мальчишки, наполнился пляшущими пылинками и утёк в щели пола.
— Как ты сегодня? — спросил Конрад. — Сядь, подкрепись.
И кивнул на стол, где разложены были припасы: сыр, яблоки и вяленая рыба. От запахов рот наполнился слюной.
— Только особо не налегай, — добавил темноволосый, — а то там, где мы добыли жратву, её больше нет... Конрад, выше подними, я ж не грудь брею!
Второй раз просить не пришлось. Кори ела и думала.
Мешал мальчишка — сел напротив, уставился на руку. И что смотреть, тут ею не воспользуешься особо. Если рыба или сыр попадут в сочленения, замучаешься вычищать. Нужно было надеть перчатку.
— Так кто твой брат? — спросила она.
— Разведчик, — упрямо повторил мальчишка.
— Уверен? Что ты знаешь о его работе, расскажи.
— Да тебе-то что за дело до Эриха? — спросил этот недомерок.
Взъерошился весь, нахмурился. И ведь отчего-то сбежал, не остался с братом. Помнилось, упоминал про Ника. И всё-таки защищает своего Эриха, как понимает, и боится сказать лишнее.
— Видишь ли, помог мне однажды в жизни один человек. Не было надежды, что попаду в Раздолье, если бы не он, — сказала Кори.
Она взяла нож, ненадолго отложенный темноволосым, протёрла тряпкой и рассекла яблоко одним движением. Помедлила, выбирая половинку.
— С тех пор всё хотелось его отыскать, но когда меня приняли в город, он уже не работал на прежней должности. Не знаю, правда, твой ли это брат. Надеюсь, что он. Вы похожи, а я его лицо до смерти не забуду.
— Помог, правда? — оживился мальчишка. — А что он сделал для тебя?
— Куда девался нож? — спросил чужак, оглядел стол и нашёл пропажу. — Эй, я вообще-то его мыл!
— Мой нож, беру когда хочу.
— Так что с Эрихом? — поторопил Флоренц. — Что он сделал-то?
— Я расскажу тебе однажды, — пообещала Кори. — А ещё больше мне хотелось бы, чтобы он сам тебе рассказал. Так объяснишь, как его найти?
— А ты вот скажи сначала всю правду о Нике, — заупрямился мальчишка. — Что с ним сделали в городе, а?
Не дал поесть спокойно.
— И мы бы послушали, — встрял темноволосый, переходя ко второй щеке. — Давай, поделись, что тут случается с людьми, которые болтают о другом мире. Сама понимаешь, нам узнать полезно.
И так как он пытался говорить и действовать одновременно, то обрезался — и поделом.
— Ваш Ник, — сказала Кори, — явился к воротам...
— Ты знала! — взвился мальчишка. — Лгунья!