Нет звёзд за терниями
Шрифт:
Они шагали по пустынным улицам, таким тихим сегодня, что, казалось, люди давно их покинули. Старались держаться поодаль друг от друга, чтобы не привлечь ненужного внимания, хотя и не ожидали встретить других в этот час.
Жители Раздолья чтили Зелёный день. С раннего утра тянулись к площади — все, кроме тех бедняг, чью работу не прервать. Те отдыхали раз в два месяца, но зато и за труды в этот день давали целую звезду.
Где ещё узнаешь новости города, как не на площади? Слухи-то бродят, но бывает, пока дойдут с одного конца Раздолья на другой, вымысел потеснит правду.
Где ещё встретишь друзей, а то и родных, с которыми не совпадают графики и долго не удаётся повидаться?
Но главное, за что раздольцы любили Зелёный день — удивительное чувство единства. Когда они стояли плечом к плечу и повторяли слова госпожи Первой, Золотой Маски, здесь больше не было отдельных людей. Это голос города гремел над площадью, летал и бился о купол. И каждый был городом, толпой, огромной мощью, и в этот миг казалось — возможно всё.
Только сегодня что-то шло не так. На подходе к площади Кори слышала голос Золотой Маски, усиленный рупором, но иной силы в нём не было. Он должен был катиться плавно, как большая волна, но лишь плескался слабо, неуверенно, теряя направление. И площадь не вторила эхом, а была как взболтанная бочка, вода в которой беспорядочно била о стенки.
— Что-то случилось, — сказала Кори спутникам.
Они свернули за угол, и площадь теперь лежала перед ними — людское море, тёмное и бурное. Скалой возвышалась крылатая статуя Хранительницы, у подножия которой на помосте стояла госпожа Золотая Маска. За правым её плечом виднелся господин Третий. А вот фигуры в белой маске не было. Это ещё почему?
— Мы едины и тем сильны, — повторяла госпожа Первая заученные слова.
Но в выкриках толпы не было единства.
— Мы храним этот город для Мильвуса Пресветлого, и настанет день, когда он вернётся! Вернётся благодаря нашей вере!
Кто-то вторил ей, но эти голоса слабели в нестройном хоре.
— Трое, как один, — сказала госпожа, и голос её дрогнул. — Двадцать сотен, как один...
Площадь вскипела, раскатилась до первых домов, будто море плеснуло о скалы.
Ближайший человек, обернувшись, схватил Хенрика за плечо, уставился невидящими глазами.
— Трое! А куда ж одного дели? Сами ничего не знают, народу пояснять не спешат. Ты вот что думаешь?
Похоже, ему было всё равно, кого спрашивать.
— Я ничего не думаю, — растерянно ответил парень. — Может, опаздывает?
— Да, и что ж его задержало, по-твоему? Дело нечисто, помяни моё слово! Посмотри, они же сами не соображают, что случилось!..
Госпожа Золотая Маска вскрикнула, и крик этот, пройдя сквозь рупор, прокатился над площадью. На какое-то мгновение все замерли, затихли — даже зазвенело в ушах. И сотни лиц, похожих сейчас, как маски, повернулись. Сотни взглядов поднялись наверх, туда, где под куполом, расправив крылья, кружил кто-то в белом.
— Нет, нет, нет, — прошептала Кори.
Тот, с крыльями, пронёсся над толпой, и сотни вздохов полетели ему вслед. Взмыл — и опустился прямо на светлую голову каменной Хранительницы, замер на недостижимой высоте, разведя руки-крылья в стороны.
— Жители Раздолья! — пророкотал кто-то, вынимая рупор из ослабевшей руки госпожи Первой. — Добрые люди, честные трудяги! Годы и годы вы надеялись и ждали. Вы верили, что Хранительница услышит мольбы и снизойдёт до вас, вернёт жизнь в эти земли. И вы были услышаны! Радуйтесь, перемены к лучшему грядут!
Толпа взревела.
И над всем этим шумом, над выкриками, над хлопаньем вытянутых рук летел звонкий и чистый смех той, что стояла под куполом на потеху людям.
Глава 25. Гундольф. Выбирая сторону
Вернувшись в общий дом, Гундольф долго не мог уснуть.
Вот ведь как.
Встречу с Кори он представлял не единожды. Крутил-вертел в голове слова, что для неё готовил. То казалось, злые, то — в самый раз. Боялся только, не сдержится и отвесит ей пару оплеух. За то, что натворила, она заслуживала и большего, да не хотелось до такого опускаться.
И пожалуйста, едва услышал имя, его будто в грудь толкнули. «Жива!» — а других мыслей и не осталось.
И ведь не знал даже, что это так тревожило.
Встретил ребят из своего мира, тут бы с ними и потолковать, да Джозеф этот из себя вывел. Сами они что-то не могли выбраться из западни, в которую угодили, и вылезли с помощью Кори. После такого на её счёт прохаживаться — полное свинство.
Правда, она сломала врата, но Гундольф надеялся, эти пока о том не знают. Сам болтать не собирался. Да тут ведь и его вина.
А о том, как с Конрадом себя повёл, и вспоминать не хотелось. Даже щёки кололо, чего с ним лет двадцать не случалось.
— Что за проклятая ерунда! — зло шипел Гундольф, вертясь с боку на бок.
Сон не шёл. Ещё и по коридору кто-то ходил, гремя сапогами. Потом кому-то там, за дверью, вздумалось мести полы. Скрёб усердно — щёткой, что ли? Застрял на одном месте, прямо хоть выйди и дай пинка.
Да, стоило бы как следует отдохнуть, поскольку кто знал, когда это получится в другой раз. Вернулся со смены, а завтра новая, да ночью опять работа, от которой не отвертеться. Не то имя дали городу, какое уж тут раздолье.
Но выспаться не удалось, так и отправился в заброшенный квартал злым и уставшим.
Думал, управится с трудами к середине ночи и останется время заглянуть к своим, расспросить хоть, как жили. Поразмыслить вместе, как дальше быть. Да только ему до самого рассвета и разогнуться не дали.
В этот раз пришлось тащиться в дальний квартал, тоже к общему дому. Тамошний учётчик загодя снёс к крыльцу мешки с припасами, Гундольф с помощником нагрузили телегу и повезли, толкая по очереди, к спрятанной лодочке. Сегодня с ним шёл тот, что постарше, темноволосый и лысеющий. Но он был ничего, жилистый, хоть и худой с виду. Работали наравне и быстро.