Нет звёзд за терниями
Шрифт:
Успокоившись немного, мальчишка огляделся. Заметил на стене одного из домов знакомую стрелку с ведром — источник, значит, в той стороне. А от источника выйти к дворцу не так и сложно.
Но до площади Флоренц так и не дошёл, заплутал. В узком переулке глядел на стены, выискивая хоть какую стрелку, досадовал, решил уже назад повернуть, как вдруг услышал лязганье металла. Поглядел вперёд — а там целая толпа, не заметил, как подошли. У кого рука неживая, у кого ноги. Идут, пересмеиваются нехорошо.
Бежать? Эти-то, пожалуй, и не догнали бы, да Флоренц и город не так знал, чтобы проложить себе путь. Хотя его, может, и не тронут — к чему им поднимать руку на мальчишку? Отбирать у него нечего, не угроза, не враг.
И всё-таки страшно стало до того, что мысли в голове спутались, а когда Флоренц вжался в стену, уступая дорогу, рубаха противно прилипла к спине.
— А ты чего не на площади? — спросил безногий, поравнявшись с ним. Чужая заскорузлая ладонь упёрлась в стену над плечом мальчишки, в нос ударил кислый запах.
Флоренц открыл рот, а слова не шли. Надо было бежать! Что сказать? Тело сжалось, будто ощущая удар, который вот-вот получит.
— Ну?
Косматая голова качнулась. Безногий глядел сверху вниз, ожидая ответа, и его дыхание неприятно касалось лица.
— Эй, Август, двинься, — раздался женский голос. — Во, гляди, напугал мальчонку, бедняжке штаны стирать придётся. Ты чей такой, дитятко?
Безногий отодвинулся послушно и ладонь убрал, и его место заступила немолодая, но крепкая ещё соседка. Блеснула тёмными глазами из-под кудрявой чёлки, седеющей уже, упёрла руки в бока.
— Немой, что ль, или язык проглотил? Да я ж тебя знаю наверняка. Когда ты родился, я ещё в Раздолье жила. Лекаря сынок, что ли?
Флоренц помотал головой.
— Вот и я думаю, не похож. Так Ирма, что в садах работает, мать твоя? А, нет, у той дочь. Подводит память старую, давай-ка сам скажи.
— Я... сирота я, — произнёс мальчишка, выталкивая слова, как застрявшую в горле рыбью кость.
— Да ла-адно, — не поверила его собеседница. — Хочешь сказать, тебя, соплю такую, приняли? Или мать-отец померли, а с тобой хлебом кто делится?
— С братом живу.
— А, и кто ж твой брат?
Плохие это были вопросы.
Флоренц и сам не всё понимал про Эриха, знал только, что он как-то связан с калеками. Уж наверное, этим людям известно имя брата, и они ему точно не друзья теперь. Нельзя говорить правду, а что тогда говорить?
— Разведчик мой брат, — осторожно сказал Флоренц, — но вы его, должно быть, не знаете. Недавно совсем приняли.
— Что-то темнишь ты, парень.
Женщина погрозила, и мальчишка увидел, что четыре её пальца из пяти — бронзовые, начищенные до блеска. Указательный, покачивающийся перед его носом, кончался чем-то вроде шила, а на внутренней стороне виднелось лезвие.
— Не взяли б тебя с ним, так откуда ты здесь?
— Эй, Ткачиха, говоришь, я его пугаю, а сама-то! — хохотнул безногий. — Нос ему отчикать решила? Носов-то Рафаэль ещё не делал, будет ему работёнка...
И тут Флоренца осенило.
— Не взяли меня, конечно, нет, — затряс он головой. — Брат в лодочке провёз, пока не видели, и тут я прячусь. Я здесь, чтобы друга выручить. На Свалку он попал, мой друг, и мне бы к нему... Может, знаете вы, как попасть на Свалку?
— Мы-то уж знаем, — хмуро ответили из толпы.
— Друг твой как на Свалку-то угодил? Убил, украл, покалечился? — продолжила расспрашивать Ткачиха.
— Ничего такого он не делал, ни за что его отправили! С человеком одним не поладил просто.
— А-а, так убил, значит, всё-таки?
— Да не убивал он! Знаю только, несправедливо его туда отвезли, Нику там не место! Так поможете?
— Ага, ни за что, — загоготали в толпе. — Ну-ну!
— Так может, Рафаэль обчистил Свалку, и местным приходится уж хоть кого к дробилкам отправлять? Хе-хе!
— Ну что, — заключил безногий, глядя в упор своими страшными, налитыми кровью глазами. — Хочешь на Свалку — двигай тогда с нами. Подумаем ещё, чем расплатишься.
— Вперёд, вперёд! — заторопили остальные. — Пока эти на площади ушами хлопают, нам бы своё успеть.
И двинулись — Флоренц и не заметил, как оказался в толпе, грохочущей и лязгающей. От кислого духа немытых тел ком подкатил к горлу. Воды им, что ли, не хватало там, где прежде жили, или таким и мокнуть нельзя? А то заржавеют, может, как днище корабля.
Тот, что шагал слева, больно саданул по ноге. Сам и не почувствовал, должно быть, что задел. Мальчишка отстранился, только справа был чужой острый локоть. Когда вышли из переулка, стало посвободнее, только Флоренц уж нахватал синяков.
— Лодки там и там, — произнёс один из калек.
Палец, указывающий направление, блеснул тускло.
Мальчишка не понимал, зачем этим людям лодки. Тревожили и слова безногого. Какой платы потребуют?
Дело для него нашлось почти сразу — приказали обойти лодочки, проверить, где осталось топливо, и все снести на телегу. Калеки тащили её с собой. Она-то и грохотала позади.
Топлива не было почти — разведчики получали запас с утра, так сказал кто-то из калек. Но кое-где остались нерастраченные вязанки хвороста и сухие брикеты то ли морской, то ли наземной травы. Их-то Флоренц и собирал послушно. По другим лодкам гремели, проверяя, его угрюмые спутники — те, у кого были живые ноги, чтобы лазать ловко. Вместе управились быстро.
— К складам теперь?
— Другие стоянки обойти бы!
И тут мальчишка заметил крылатую девушку, фигуру в белом на крыше неподалёку. Замер, приглядываясь, и даже не сразу ощутил тычок в спину — поторапливали. И справедливо, а то ведь застрял на ступенях, мешая пройти.