Нет
Шрифт:
Врач – плотная русская женщина, мать двоих детей читала «снежинки» не долго. Она отработала с утра на пяти вызовах с одним, по-видимому, летальным исходом. Быстро поняв предсказуемое однообразие творчества Будайкина, она скривилась, потянула носом и, не уловив предполагаемых миазмов, осмотрелась. Зримых подтверждений сделанным в уме выводам не было и врач вопросительно уставилась на Большого. Он молчал. Так и не услышав от него ответа на не заданный ею вопрос, она поинтересовалась:
– И давно
– Здесь? Час.
– А вообще?
Сережа прикинул в уме.
– Часа три, но может и все пять.
– Долго. Так ведь можно и совсем человечка потерять. Что ж вы раньше не вызвали?
– Я здесь только час. Сразу и вызвал. А подчиненные, что с них взять? Меня ждали…
– Так… Что он употреблял?
– В том и дело, что ничего.
Врач еще раз осмотрелась. Будайкин, не обращая на присутствующих внимания, с трудом – потолок не стены – заканчивал букву «т».
– Вы уверены?
– Да. Давно его знаю. Да и напарник подтверждает.
– То есть, вот, просто так, без всего, раз – и П. нет?
– Еще и не было.
Сережа обратил внимание врача на отдельные, гораздо более редкие, надписи, посвященные прошлому.
– Да, еще и не было… Ну, давайте снимать этого вашего, Микеланджело…
– Кого?
Врач ухмыльнулась – читанный накануне в метро журнал биографий давал ей на это некоторое право.
– Книжки надо читать молодой человек, не все ж по девкам лазить…
– Это правильно…
Ухмыльнулся было Большой, но врач осадила его:
– Что правильно?
И направилась к Будайкину, снять которого со стола к ее удивлению не составило особого труда – он не особо и сопротивлялся, будто уже сполна выполнив свою миссию. Большому не пришлось даже помогать. Врач сняла Будайкина со стола самостоятельно и уложила его на освобожденный от хлама топчан. Молча и как-то механически проделав над Будайкиным обычные в таких случаях процедуры, врач отложила инструменты и спросила Большого:
– Как его?
– Владимир Семенович.
– Владимир Семенович вы меня слышите?
– Разумеется, вы же рядом со мной сидите.
– И вас не удивляет, что я вас вот так осматриваю?
– Нет, это же со всяким может быть.
– Что именно?
– Ну, скорая там, врач. Все мы…
– Ну, да, да… смертны. Ну, а вот эти надписи ваши, они что означают?
– А вы, доктор, читать не умеете?
– Умею, как же…
– Ну, так, что написано – то и означают…
– То есть, его нет и не было?
– Да, нет и не было.
– И вам не кажется это странным?
– Еще как кажется, доктор.
– То есть вы пишите то, чего нет, то есть пишите неправду.
– Нет, доктор. Я пишу правду о том, чего на самом деле нет и не было.
Врач не нашла сразу, что ответить, и каким-то, как показалось ему, тоскливым взглядом посмотрела на Большого. Затем вернулась к Будайкину и уточнила:
– Зачем?
– Не знаю.
– То есть вы знаете, что его нет, но не знаете, зачем это пишите и говорите?
– Именно.
Врач снова замолчала и на минуту ушла в себя, потом встрепенулась и обратилась к Большому:
– Вы курите?
– Нет, вообще-то. Но за компанию могу.
– Составьте.
– Как скажете.
Они вышли на порог. На шлагбауме стоял Третий, заблаговременно вызванный сюда к приезду скорой. Тем самым оголялся весь прочий периметр базы, но выхода не было. Аврал к этому времени на минуту спал. Третий и шофер скорой курили и что-то обсуждали. Они остановились было, заметив начальство, но увидев, как врач открывает пачку, успокоились и продолжили разговор.
Сигареты были тонкие, дамские. Большой тянул мелко и не в себя, и не довел и до половины первую, как врач, начав вторую, прервала их затянувшееся молчание:
– Физиологически у него все в норме. И логика на месте.
– В смысле, логика на месте? Это, по-вашему, логика? – он показал на окна.
– Я не о сути. О порядке слов, о ходе мысли…
– А… Ну, так-то да, но нам-то что делать?
– А вы сами как думаете?
– А что я могу думать? У меня осталось два человека на объекте, где должно быть пять. И он – первый номер, глава смены. Я не могу вот так просто его заменить.
– Так оставьте.
– В смысле?
– Ну, он же выполняет свои обязанности, а что он там говорит и пишет, так Бог с ним!
– В том и дело, что он ничего не делает.
– Ну, это ваши проблемы. Я-то здесь причем?
– То есть, по-вашему – это нормально?
Большой вновь обратился к окну.
– Нет.
– Вы врач?
– Да.
– Так лечите!
– От чего? От П.?
Вопрос завис в воздухе и так там бы остался, если бы на порог КПП не вышел сам его виновник. Владимир Семенович невольно прищурился – солнце к полудню вышло из-за облаков – и даже чихнул, обратив тем на себя внимание всех участников перекура. Будайкин поочередно наделил улыбкой дымок каждой сигареты и прежде чем без остатка упасть в безудержно-счастливый смех, удовлетворенно констатировал:
– А вы знаете, П. все-таки есть. Только не здесь. Не в этой жизни. Он там. Он будет после всего. После всех. Нам всем осталось недолго его ждать. Мы подождем? Мы подождем. Мы подождем…
Владимир Семенович проснулся перед рассветом. От лошадиной дозы корвалола, которой вчера оборвали его смех, болела голова, руки и ноги казались чужими, и как-то неуютно, нет, не болело, но екало под левым соском. Владимир Семенович провел глазами по главной трещине на потолке и в самом конце ее, как и накануне, будто по команде, залаял Веня. И Будайкин понял – П. не появился. Его по прежнему не было: ни вчера, ни сейчас…