Неуемный волокита
Шрифт:
Грамонов связывала с матерью Генриха добрая дружба, и, когда он приехал в их замок, чтобы провести там ночь, его встретила самая любезная, очаровательная и красивая женщина, какую он только видел. Ей было двадцать шесть лет, у нее рос сынишка Антуан, нынешний граф де Грамон. Утонченность и серьезность ее так очаровали Генриха, что он почувствовал, как его охватывает знакомое волнение.
Что графиня не ветреная женщина, с которой можно провести несколько ночей, Генрих понял сразу же. Добродетельная дама, исполненная очарования
Она, естественно, слышала о репутации короля и была настороже, поскольку не могла не сознавать своей привлекательности. О ней слагали стихи и в одном назвали Кориандой. Это имя за ней закрепилось, и к нему обычно добавляли «la Belle» [20] , поскольку этот эпитет являлся вполне заслуженным.
Когда Генрих находился в гостях у графини, они оживленно беседовали, однако всякая попытка волокитства искусно пресекалась.
Генрих вздыхал. Он понял, что забыть эту женщину будет нелегко, и строил планы ухаживания.
20
Красавица (фр.).
Между тем в Париже у Марго близились роды.
Она посещала придворные балы и пирушки, пока до родов не осталось несколько недель, всякий раз появляясь в новой пышной юбке, которые сама ввела в моду. Наконец, решив, что ей нужен домашний покой, распустила слух, будто больна и не может подняться с постели.
Шамваллон вел себя, как взволнованный муж, а Марго, строя тайные планы, плетя интриги, лелея надежду, что родится сын, была счастлива, как в то время, когда собиралась замуж за Генриха де Гиза.
Роды начались в один из апрельских дней, и Марго пришла в восторг, когда в руки ей положили сына. Шамваллон сидел у кровати, и они восхищенно взирали на красное сморщенное существо, плод их страсти.
— Красавец, — сказала Марго. — Мне бы хотелось сделать его королем.
— Это невозможно. Он никак не может быть сыном Наваррского.
— Сын короля не был бы так прекрасен, — рассмеялась Марго. — И я рада, что отец его не Генрих. В отцы своему сыну я не хотела бы никого, кроме тебя.
Шамваллон наклонился и нежно поцеловал ее; однако на душе у него кошки скребли. Одно дело хранить тайну до родов — да и то нет уверенности, что сохранили; а теперь что? Разве скроешь ребенка от любопытных глаз? Долго ли ждать скандала при дворе?
Марго же от радости не думала об осложнениях, и Шамваллон не напоминал ей о них.
Как и всякие гордые родители, они любовались сыном. В тот апрельский день и она, и он были счастливы. На несколько дней или недель можно было забыть о будущем.
Требовалось что-то предпринимать.
Завистливые королевские любимчики зорко следили за Марго. Особенно досаждала она двоим, которых король любил больше всех, и они решили ее погубить. То были герцоги де Жуайез и д'Эпернон. Раньше оба ненавидели друг друга, а теперь объединились против Марго. Вскоре они узнали о ребенке. И собирались разнести эту весть по всему двору.
Надо что-то предпринимать с ребенком, говорил Шамваллон. Нельзя держать младенца в доме и надеяться, что о нем никто не узнает. Нужно отдать его каким-нибудь приемным родителям, и поскорее.
Вначале Марго яростно протестовала. Это ее сын; она его любит, и ей плевать на скандал.
Шамваллон напомнил ей, что Жуайез с Эперноном используют рождение ребенка против нее и в своих интересах. Как поведет себя король, если до него дойдет весть о ребенке?
— При его-тоскандальной жизни… — вскипела Марго.
— Он король.
— Что же, для королей законы одни, для королев другие?
— Это так, любимая.
— Я оставлю маленького Луи при себе, — настаивала Марго.
Вскоре ей пришлось убедиться, что любовник не столь смел, как она.
Марго не видела Шамваллона несколько недель. Все это время она проводила дома с сыном, внушая близким слугам, что, если весть о ребенке просочится, она выяснит, не по их ли несдержанности, — и если окажется так, им придется пожалеть. Слуги знали свою госпожу и не сомневались в этом; она была уверена, что на них можно положиться.
Когда Шамваллон возвратился, вид у него был смущенный.
— Любовь моя, — сказал он, бросаясь перед Марго на колени. — Знай, то, что я сделал, — я совершил ради нас… тебя, меня и ребенка.
— Что ты сделал? — спросила она.
— Ты должна понять, что при дворе уже говорят о ребенке.
— Что ты сделал? — холодно повторила Марго.
— Эпернон решил нас погубить. Мы должны отправить куда-то Луи и какое-то время не видеться. Вот почему я совершил этот шаг.
— Ты ответишь мне, что сделал?
— Зная, что мы с тобой не можем вступить в брак, что против нас готовится скандал, я решил пресечь разговоры… женитьбой.
— Женитьбой? — воскликнула Марго. — Ятвоя жена.
— Во всех отношениях, кроме права называться так, — заверил он ее. — Но, дорогая моя, вот-вот готова разразиться буря. Мне пришло в голову, что будет лучше, если я женюсь.
— На ком? — холодно спросила Марго.
— На Екатерине де Ламарк.
— Дочери герцога Буйонского! Отличная партия, мой друг.
— Мы ведь часто говорили, что, будь у меня жена, скандал окажется не таким громким.
Марго неторопливо кивнула.
— Жена! Вот, значит, где ты провел эти недели. Предавался с ней любви.