Неукротимая Анжелика

Голон Анн

Дверь приоткрылась, и свет ручного фонаря проник во тьму каюты. В неясном свете обрисовалось глинистое лицо нагнувшегося над ней маркиза.

– Ну, прекрасная фурия, подумала о своем поведении? Решила, наконец, покориться?

Она лежала на животе, охватив голову руками. Ее прекрасные бледные плечи белели, как мраморные, а рассыпанные волосы придавали ей вид статуи. Она была странно неподвижна. Это был не сон. Д'Эскренвиль нахмурил брови, поставил фонарь на столик и нагнулся, приподнимая Анжелику. Ее тело не сопротивлялось, тяжелая голова опустилась на плечо пирата.

Покрывало соскользнуло, и обнажился прекрасный торс,

золотисто-белый, с нежными тенями. Это тело было горячим, обжигало ему руки. Пират выпустил его и попытался поднять голову Анжелики, чтобы разглядеть ее лицо. Голова откачнулась назад, увлекаемая тяжестью густых волос, а с раздвинутых едва заметной улыбкой губ слетели еле слышные слова: «Любимый мой! Любимый мой!». Глаза под полуоткрытыми веками ничего не видели.

Маркиз д'Эскренвиль переводил взгляд с этого лица, исполненного боли и нежности, на нагое тело, упругую тяжесть которого он ощущал. Наконец он поднялся, осторожно положил ее на кушетку и укрыл. Снаружи мелькнула мгновенно спрятавшаяся фигура. Он окликнул:

– Эллида!

Девушка подошла, прикрывая покрывалом свои темные глаза. Маркиз показал рукой на каюту.

– Эта женщина больна. Ухаживай за ней.

Анжелике казалось, что ее душит кошмар. Она была одна на судне, мчавшемся темной ночью неизвестно куда. Слышались свист ветра в снастях, хлопанье парусов и тяжелые удары волн по корпусу корабля. Потом ее охватило сквозняком. Дверь каюты раскрылась. Ночь была безлунная, но откуда-то в каюту проникали слабенькие лучи света и время от времени доносились звуки странных приглушенных песнопений.

Анжелика поднялась. Она была очень слаба. С невероятным усилием добралась до двери и, уцепившись за косяк, машинально запахнула концы накинутой на нее шали. Стало чуть светлее, она увидела перед собой мостик и пошла к нему. Приятно было ступать босыми ногами по доскам, еще теплым от дневного солнца. Впереди мелькнули две тени, сверкнуло лезвие мавританской сабли, блеснуло дуло мушкета, и она подумала: «Это часовые». Она пыталась понять, что кругом, но мысли скользили, как струйки песка в песочных часах. Опять все кругом потемнело, она почувствовала, что теряет сознание, но все-таки оставалась на месте и видела свет фонаря у часовых. Потом как будто сдвинулась ставня, из глубины появился красный свет, отверстие расширилось, за ним стал виден трюм, слабо освещенный лампами, в отверстии показались бледные и темные пятна лиц, тянувшихся вверх. Из отверстия тянуло зловонием скопища человеческих тел.

«Так же пахло во Дворе Чудес, – подумала Анжелика. – И на галере, от мест для гребцов. Это рабы. Бедные рабы…» Она пошла вперед, миновав часовых, которые испуганно вскочили и стали шептаться. Может быть, им показалось, что они видели призрак?

Навстречу Анжелике метнулась белая фигурка, и мягкая рука обхватила ее плечи.

– Где ты была? Я тебя повсюду искала… Ох, как ты меня напугала. Пойдем, ляжем скорее! Здесь нельзя оставаться, тебе будет плохо. Пойдем, подруга! Пойдем, сестра моя!..

Корабль стоял на якоре. Анжелика поняла это по легкому покачиванию и редким толчкам. Она поднялась, опираясь спиной о стенку. Яркие лучи солнца с силой пробивались в каюту. Они и разбудили ее. Она подвинулась, уходя в тень от их обжигающей жары. Ночная тишина сменилась шумом и стуком. Сверху доносился топот босых ног, крики, свистки – суета растревоженного муравейника.

– Где я?

Она провела руками по лицу,

чтобы сбросить завесу, мешавшую осознать окружающее. Пальцы были совсем тонкие, прямо прозрачные, она их не узнавала. Рассыпавшиеся по плечам волосы были легкими, шелковистыми, даже душистыми, словно заботливые руки долго и бережно расчесывали их. Она поискала глазами свою одежду и увидела, что она аккуратно сложена на сундуке. «Это все Эллида сделала. Эллида, эта ласковая рабыня, которая назвала меня сестрой».

Она принялась одеваться и удивилась тому, что корсаж свободно болтается на талии. Башмаков она не нашла и надела бабуши. Потом долго искала пояс и, наконец, вспомнила: «Да ведь это пират забрал его».

Понемногу к ней возвращалась память. Она встала. Ноги еще плохо держали ее. Все же, цепляясь за перегородки, она выбралась из каюты и сумела дойти до мостика, где никого не было. Шум доносился спереди. Она попробовала сделать еще несколько шагов, от свежего воздуха голова у нее закружилась, и она чуть не упала. А потом вскрикнула от восторга. Впереди был остров; там на фоне неба выступали чистые, белые очертания маленького античного храма. Он одиноко стоял на вершине небольшой горы, полузеленой, полусерой, скалистой и украшенной пышной растительностью, венчая ее, как дорогая жемчужина венчает корону. В наполненном солнечным светом воздухе храм как бы плыл и казался призрачным кораблем, идущим через мирные Елисейские поля. А вокруг виднелись колонны, много колонн, остатков исчезнувших храмов былых времен. Они поднимались белыми лилиями среди густой травы. Развалины, руины!..

Взгляд Анжелики скользнул вниз, по склону горы. На берегу виднелась деревня из нескладных квадратных домишек, скучившихся вокруг часовни в восточном стиле. Мужчины и женщины в черной одежде толпились на берегу, глядя на вставшую на рейде бригантину. На ней, на «Гермесе», и разыгрывалось привлекшее их внимание зрелище.

Поблизости от Анжелики хлопнула дверь, и быстро вышел человек. Она узнала его красный, немного полинявший редингот с полустертой вышивкой, а главное, загоревшее лицо в мелких морщинках, с выражением безумной злобы. Маркиз д'Эскренвиль. Она видела это лицо над собой, когда отчаянно сопротивлялась удушью. Эта жестокая гримаса напомнила часы мучительной борьбы. Она сжалась, стараясь стать незаметной. Неожиданный оклик заставил ее подскочить.

– Ах! Значит, тебе правда лучше!.. Ты поправилась? – спрашивала Эллида. – Вот почему ты вставала ночью… Как ты себя чувствуешь?

– Уже почти хорошо. Но что это за суматоха?

Молодая гречанка помрачнела.

– Сегодня ночью сбежал один из рабов, тот старичок, твой друг.

– Савари? – вскричала Анжелика, проваливаясь в пустоту отчаяния.

– Да. И хозяин в ярости, потому что ценил его за ученость.

Анжелика хотела пойти на нос, откуда доносился шум. Эллида удержала ее.

– Не показывайся… Хозяин в бешенстве!

– Мне надо знать, что там.

Эллида уступила, они осторожно подошли поближе и спрятались за канатами, наблюдая за происходящим.

У мостика собралась вся команда и еще какие-то люди, должно быть, рабы, мелькнувшие тогда в люке трюма. Там были женщины и дети, мужчины в расцвете лет, молодые и старики, самые разные люди, белые, смуглые, коричневые и черные, в самой разнообразной одежде, – от ярко расшитых плотных безрукавок жителей Адриатического побережья до арабских бурнусов и темных покрывал гречанок.