Неукротимая Анжелика
Шрифт:
– Перестань каркать! – рявкнул пират.
Он опять заходил по комнате, потом схватил Анжелику за волосы и заглянул ей в лицо.
– Так ты решила, что тебя не продадут, так? Что сделаешь что угодно, лишь бы избежать этого? Будешь кричать? Вопить? Отбиваться?.. Упираться так, что десятку человек придется держать тебя, чтобы раздеть?..
Он выпустил ее и снова начал шагать взад и вперед.
– Все ясно. Будет порядочный скандал. А мальтийские рыцари, которым принадлежит батистан, скандалов не любят, да и тем, кто охотно покупает послушных
– Не дать ли ей наркотик?
– Сам знаешь, что это не годится. От наркотика делаются вялыми, дуреют, смотреть на них неинтересно. А мне надо получить свои двенадцать тысяч пиастров!
Он остановился перед Анжеликой.
– Если ты будешь послушна, я эти деньги выручу наверняка… Но ты не хочешь слушаться и собираешься до последней минуты устраивать нам новые каверзы. Говорю тебе, Корьяно! Эта девка доведет меня до того, что я соглашусь сам заплатить, чтобы отделаться от нее.
Одноглазый пробурчал:
– Надо найти на нее управу.
– Как же? Вроде уж все испробовали.
– Нет.
Единственный глаз помощника загорелся.
– Она еще не побывала в темнице у наружных стен. Там она поймет, что ее ожидает, если она попытается помешать нам продать ее.
Его беззубый рот растянулся в злобной ухмылке. Д'Эскренвиль понимающе кивнул в ответ.
– Что ж, Корьяно, мысль хорошая. Попробуем и это.
Он подошел к пленнице.
– …Хочешь знать, какую смерть я тебе приготовил, если ты помешаешь сделке? Хочешь знать, какая смерть тебя ждет, если я не получу за тебя двенадцать тысяч пиастров?.. Если ты отпугнешь покупателей?..
Схватив ее за волосы, он приблизил к ней свое искаженное злобой лицо, от которого несло гашишем, и прошипел:
– …Ты таки умрешь, не думай, что я тебя пожалею!.. Либо я выручу за тебя двенадцать тысяч пиастров, либо ты умрешь. Хочешь знать как?..
За Анжеликой захлопнулась дверь новой темницы. Тут тоже было сыро и тесно, но ничего особенного не замечалось. Она долго оставалась на ногах, потом присела на что-то вроде старого седла, валявшегося в углу. Она не хотела демонстрировать маркизу д'Эскренвилю охвативший ее ужас, но ей было очень страшно. Когда он запирал дверь темницы, она едва удержалась, чтобы не броситься к ногам пирата, умолять его и обещать все, что он захочет… Ее удержала только последняя вспышка гордости.
– Как мне страшно, – проговорила она вслух. – Боже мой, как мне страшно.
– Уже столько дней он мучил ее, и теперь нервы у нее стали сдавать. Эта темница походила на гроб. Она приложила руки к лицу и замерла.
Вдруг что-то стукнуло, словно упало на пол неподалеку, и вновь воцарилась тишина.
Но теперь она была в темнице не одна. Что-то непонятное находилось здесь, чей-то взгляд был обращен на нее. Очень медленно она отвела руки от лица и едва сдержала вопль ужаса. В середине темницы сидел на полу огромный кот и смотрел на нее.
Его фосфоресцирующие глаза мерцали в полумраке. Анжелика застыла на месте, не в силах шевельнуться.
Потом между прутьями
Анжелика вскочила на ноги и бросилась к двери. Она ощутила тяжесть на плечах, когти царапали ей кожу, другие рвали одежду.
Закрывая глаза руками, она завопила, как сумасшедшая:
– Нет… только не это… только не это… На помощь! На помощь!..
Дверь отворилась, и вошел Корьяно, чертыхаясь, размахивая бичом, стуча сапогами. Не сразу ему удалось разогнать ударами и пинками страшных изголодавшихся тварей. Он вытащил наружу задыхавшуюся, что-то кричавшую, скорчившуюся в ужасе Анжелику.
Д'Эскренвиль спокойно разглядывал ее, обессиленную и сломленную. Теперь это была покорная женщина. Ее нервы не выдержали пытки. Ее гордая воля уступила женской слабости. Теперь она стала обыкновенной женщиной, как все другие.
Рот пирата скривила судорога. Это была самая замечательная его победа… и самая горькая. Ему вдруг захотелось закричать от боли, и он стиснул зубы. А потом проговорил:
– Ты поняла? Будешь слушаться?
Она повторяла, рыдая:
– Нет, только не это… Не надо кошек! Не надо кошек!..
Он приподнял ее голову.
– Так будешь слушаться? Позволишь отвести тебя на батистан?
– Да, да.
– Позволишь выставить тебя там, раздевать, показывать раздетую?
– Да, да… Все… Все, что хотите… только не кошки.
Бандиты переглянулись.
– Кажется, мы добились толку, хозяин, – сказал Корьяно.
Теперь он наклонился над съежившейся, трясущейся в рыданиях Анжеликой и указал на ее разодранное плечо.
– Я вошел, когда она стала звать на помощь, но эти твари успели все-таки ее разукрасить. Наслушаемся мы теперь замечаний от оценщика рабов.
Маркиз д'Эскренвиль вытер пот с лица.
– Ну, это еще наименьшее из зол. Хорошо еще, что ей не выцарапали глаза.
– Да уж, ничего не скажешь… Таких упрямиц я еще не встречал в жизни… Мадонна! Сколько бы лет я еще ни прожил, в каких краях ни оказался бы, везде буду рассказывать про зеленоглазую француженку.
Глава 17
После этой ужасной сцены Анжелика покорилась, не пытаясь ни собраться с мыслями, ни взбунтоваться.
Две ее товарки обменивались понимающими взглядами, видя, что француженка, еще недавно такая дерзкая, пребывает в отупелой неподвижности. Пират знал способ управляться с самыми непокорными. У него был обширный опыт, и они испытывали к нему некоторое уважение, даже своего рода гордость от того, что попали в такие уверенные руки.