Неукротимая Анжелика
Шрифт:
Главный банщик, узнав о происшествии, воздел руки к небесам. Он быстро сообразил, что лучше поскорее освободиться от ответственности за столь неудобную подопечную. На его счастье прибыл маркиз д'Эскренвиль, и оба евнуха подробно поведали ему о своих трудностях.
Пират бросил ненавидящий взгляд на закутанную женщину, в которой с трудом можно было узнать его юного спутника по морскому путешествию. Под ниспадающими складками муслина и шелка женственная грация Анжелики бросалась в глаза. Античность, облачавшая женщин в просторные одеяния вместо того, чтобы втискивать их в корсет, знала толк в том, как проявить
Д'Эскренвиль заскрежетал зубами. Его рука стиснула запястье Анжелики так, что та побелела от боли.
– Ты что, забыла, шлюха? Забыла, что я обещал с тобой сделать, если не будешь как шелковая? Уже сегодня вечером ты попадешь в руки евнухов или тебя бросят котам… Котам…
Отвратительная жестокая гримаса исказила его черты. Анжелике он показался демоном. Однако он взял себя в руки, поскольку по аллее шел один из приглашенных, пузатенький венецианский банкир, весь утопавший в перьях, кружевах и позолоте.
– Господин маркиз д'Эскренвиль, – воскликнул новоприбывший с сильным акцентом, – как я счастлив вас снова увидеть! Как поживаете?
– Плохо, – буркнул дворянин-пират, вытирая потный лоб. – У меня болит голова. Раскалывается. И не перестанет болеть, пока не продам девицу, которую вы здесь видите.
– Красивую?
– Посудите сами. – И жестом барышника он отвел вуаль с лица Анжелики. Собеседник аж присвистнул.
– Фюить!.. Вам везет, господин д'Эскренвиль. Эта женщина принесет вам много золота.
– Надеюсь! Я получу за нее не менее двенадцати тысяч пиастров.
Жирное лицо банкира изобразило разочарование. Он, видимо, подумал, что пленница ему явно не по карману.
– Двенадцать тысяч пиастров. Может, она и стоит того, но, по-моему, вы все-таки слишком высоко хватили!
– Есть любители, что не побоятся дойти до этой суммы. Жду черкесского князя Риома Мирзу, друга великого султана, которому поручено отыскать драгоценные жемчужины, а также – Шамиль-бея, верховного евнуха паши Солимана-Аги, который не постоит за ценой ради удовольствия своего повелителя…
Венецианец испустил глубокий вздох.
– Нам трудно соперничать с несметными состояниями этих восточных владык. И все же я буду присутствовать на торге. Если не ошибаюсь, нас ожидает изысканное зрелище. Удачи, дорогой друг!
Зал продаж походил на обширный салон. Пол устилали роскошные ковры, по стенам стояли низкие диваны, в глубине располагалось небольшое возвышение с ведущими на него ступенями. С потолка свешивались драгоценные венецианские люстры с тысячами подвесок. Слуги-мальтийцы как раз зажигали их.
Зал был уже наполовину заполнен, и толпа прибывала. Служители-турки с длинными висячими усами и в островерхих колпаках с золотыми и серебряными накладками суетились, предлагая чашечки кофе и тарелочки со сладостями на маленьких медных или серебряных столиках. Другие приносили желающим непременные кальяны.
Больше всего было восточных одеяний. Однако виднелось и с десяток белых пиратов в просмоленных штанах. Некоторые, подобно маркизу д'Эскренвилю, взяли на себя труд натянуть не слишком поношенный камзол и нахлобучить шляпу с непопорченным плюмажем, но все были воинственно разукрашены богатыми рукоятями пистолетов и абордажных сабель. Голландские трубки с маленькой чашечкой и длинным чубуком соревновались с их восточными сестрами
В сопровождении трех телохранителей-тунисцев вошел датский вероотступник, бородач Эрик Янсен, и надменно уселся рядом с суданским торговцем. Этот негр был влиятельным лицом, связанным с нильскими перекупщиками, поставлявшими живой товар в гаремы Эфиопии и Аравии и мелкие княжества в центре Африки. Его курчавые седые волосы под вышитой жемчугом шапочкой выделялись на черной коже, тронутой легкой желтизной на скулах и переносице.
Три женщины с закрытыми лицами пересекли зал в сопровождении евнухов и поднялись на возвышение. Их провели за занавеску, где они могли сидеть на подушках, полускрытые от толпы. Армянин, только что писавший сведения о курсе на бирже рабов, теперь подошел к ним в сопровождении маркиза д'Эскренвиля.
Звали его Эривян, он был оценщиком рабов и учредителем торгов. В просторной коричневой мантии, с ассирийской бородкой, сплошь в мелких, тщательно уложенных завитках, с так же завитыми и напомаженными волосами, он призван был противопоставить лихорадке торга и претензиям продавцов неизменную елейно-любезную улыбку.
Весьма церемонно он приветствовал Анжелику по-французски, спросил по-турецки у славянки и армянки, не желают ли они кофе, шербета, цукатов или печенья, чтобы скоротать время. Затем вступил в оживленный спор с маркизом.
– Зачем ей поднимать волосы? – возмущался маркиз д'Эскренвиль. – Вы увидите, это настоящее золотое покрывало.
– Позвольте действовать мне, – говорил Эривян, полузакрыв глаза. – Не надо сразу открывать все прелести.
Хлопнув в ладоши, он вызвал двух прислужниц. Они заплели волосы Анжелики и тяжелым шиньоном закрепили их на затылке при помощи булавок с жемчужными головками. Затем они вновь завернули ее в многочисленные покрывала.
Анжелика не сопротивлялась, застыв в оцепенении. Все ее внимание сосредоточилось на мальтийских рыцарях, о которых поведал Роша. Через щелочку в занавеске она тщетно пыталась среди кафтанов и камзолов отыскать строгие черные мантии с белым крестом. От мысли, что Роша не сумел убедить этих осторожных коммерсантов, у нее на висках проступили капельки пота.
Торг начался. Сначала вывели мавра, большого знатока навигации. И тотчас воцарилась уважительная тишина при виде этой бронзовой статуи с тщательно умащенным, чтобы выявить узлы мышц, мощным телом.
Затем возникло некое замешательство, отвлекшее внимание присутствующих. Это вошли двое мальтийских рыцарей в широченных черных плащах. Проходя через зал, они раскланивались с влиятельными константинопольскими вельможами. У возвышения один из них сказал Эривяну несколько слов, и тот пропустил их к Анжелике. Полная надежд, она выпрямилась. Оба кавалера поклонились ей, положив руки на рукояти шпаг. Один из них был испанцем, другой – французом, оба – отпрыски знатных семейств, поскольку надо было засвидетельствовать по крайней мере восемь поколений благородных предков, чтобы получить титул рыцаря в самом могущественном ордене христианского мира. Суровости их одеяний не чужда была известная роскошь: под плащами они носили короткую сутану, также помеченную белым крестом, и под вей – камзол. Но манжеты и галстуки были из венецианского кружева, на шелковые чулки с серебряной стрелкой были надеты туфли с серебряными пуговицами.