Неукротимое сердце
Шрифт:
Кэндис рассмеялась, но ее смех затих, когда он, обнажив ее грудь, взял в рот затвердевшую маковку. Как давно они не были вместе! Джек перекатился на спину, и она оказалась сверху. Он приподнял ее юбки, а затем занялся своими штанами. Кэндис почувствовала, как его плоть, вырвавшись наружу, уперлась в ее обнаженное бедро. Он скользнул пальцем в ее лоно, и она забыла обо всем на свете.
– Джек, пожалуйста!
– Да, любимая, да!
Он приподнял ее и опустил на себя. Они в один голос ахнули, ощутив свое слияние. Не
Когда все кончилось, Джек притянул жену к себе и не выпускал из объятий, пока она не заснула.
Так прошло три дня. Днем они ехали, не торопясь и сохраняя видимость мира, хотя ничего между ними не решилось. А ночью со сладостной горечью предавались любви. Кэндис привыкла находиться на свежем воздухе и даже вошла во вкус. Джек рассказал ей о событиях на перевале Апачи и отредактированную версию набега на долину Соноита. До сих пор он старался не думать о том, что произошло на ранчо Уорденов. Но теперь воспоминания нахлынули на него. Он вспомнил женщину, ее искаженное от ужаса лицо, свой выстрел и кровь, обагрившую ее грудь. Ему стало тошно.
– Что-нибудь не так, Джек?
– Кочис недавно узнал, что мальчика, которого похитили у Уордена, увез родной отец – индеец, – сказал Джек, сменив тему. – Он не собирается возвращать сына, и я не виню его. – Но Джек не мог изгнать образа женщины из своей памяти. Никогда ему не забыть выражения ее лица. И того, что он убил ее.
– Солдаты действительно захватили жену и ребенка Кочиса, Джек?
– Да.
– Что с ними сделали?
– Увезли в форт Бьюкенен, а потом отпустили. Они вернулись пешком.
Кэндис представила себе путь, который пришлось проделать матери с ребенком от форта Бьюкенен до гор Чирикауа. Немыслимо.
– Они… не причинили ей вреда?
– Ты хочешь сказать, не изнасиловали ли ее солдаты? Если она что-нибудь и рассказала, то только Кочису. А он вряд ли станет распространяться на эту тему.
Джек так и не решился рассказать жене о Дати. Хотя Кэндис не совсем смягчилась, но не проявляла нарочитой холодности и отвечала на его страсть с не меньшим пылом. Джек боялся разрушить их хрупкую близость, наслаждаясь каждой минутой, проведенной с ней. И сожалел, что у них так мало времени.
– Ты думаешь, что я всегда буду жить среди апачей, Джек? – тихо спросила Кэндис на третий день.
– Конечно, нет.
– Стало быть, ты надеешься на благополучный исход и не собираешься воевать до победного конца.
– Войны всегда кончаются, Кэндис, – веско отозвался Джек.
Он не представлял себе, что будет дальше. Кочис поклялся, что никогда не простит белым предательства и будет сражаться, пока жив. Даже если случится чудо и удастся заключить мир, то на каких условиях? Кочис никогда не согласится
На четвертое утро, когда они разбили лагерь у подножия Драгунских гор, всего в пятидесяти милях от стойбища Кочиса, Джек решил рассказать Кэндис о Дати. Откладывать было невозможно. Чувствуя себя последним трусом, он наблюдал за Кэндис, свертывавшей постель, на которой они совсем недавно занимались любовью.
Когда она выпрямилась, Джек взял у нее скатку и привязал ее к седельным сумкам.
– Дати в лагере Кочиса.
Кэндис недоумевающе взглянула на него.
– Что? – Ее лицо побледнело от ужасной догадки.
– Кэндис, я все объясню тебе, – поспешно сказал Джек. – Все ее родные умерли. О ней некому позаботиться. И… она беременна. Поэтому я привез ее в лагерь.
Ошеломленная, Кэндис молчала.
– Как я понимаю, отец – ты. – Ее голос был на удивление тих и спокоен.
– Да.
Кэндис повернулась к нему спиной. Ей казалось, что она спит и видит дурной сон. Не может быть. Он не мог так поступить с ней.
– Это было всего один раз – еще до нас с тобой. Сразу после того, как я приходил к вам на ранчо за конем.
Другая женщина, другой ребенок. Кэндис хотелось смеяться и плакать. Невозможно представить себе большего предательства. Все то время, пока она была одна… думала о нем, тосковала… ждала его, он был с Дати. Со своей индейской любовницей.
– Кэндис? – неуверенно вымолвил Джек, испуганный ее неподвижностью и молчанием.
Она повернулась к нему. Лицо ее окаменело, но Джек чувствовал, что Кэндис борется со слезами.
– Я никогда не прощу тебя, – сказала она ровным тоном. – И требую, чтобы ты сейчас же отвез меня домой.
– Кэндис, я не мог поступить иначе. Скоро она будет не в том положении, чтобы добывать себе пропитание. Я должен был взять ее с собой. Хотя бы ради ребенка.
Она смотрела на него с холодным презрением.
– Избавь меня от этой лжи, Джек. Дати давно сказала мне, что она твоя любовница. Мне следовало поверить ей, а не тебе. Ты внушаешь мне отвращение, – сухо проговорила Кэндис, поражаясь собственной выдержке. Если она даст волю чувствам, то разрыдается. Вот что он сотворил с ней – разбил ее сердце.
– Она никогда не была моей любовницей! – сердито воскликнул Джек. – Кэндис, поверь мне! Апачи не спят с беременными женщинами с момента зачатия. Таков обычай.
– Вот как? Почему же ты спишь со мной? И при этом считаешь себя апачи, даже воюешь на их стороне. Впрочем, ответь мне на один вопрос: если вы не любовники, что же произошло? Непорочное зачатие?
– Это случилось всего один раз.
Кэндис охватила слабость, и она отвернулась, борясь с головокружением.
Джек молчал, не сводя с нее мрачного взгляда. Глубоко вздохнув, Кэндис спросила: