Неукротимое сердце
Шрифт:
– Не двигайся.
Глаза Мориса чуть не вылезли из орбит, но он лежал так неподвижно, что, казалось, не дышал. Повисло томительное молчание.
– Кто ты? – прошептал наконец Морис.
– Ниньо Сальваж.
– Что тебе нужно? Джек мрачно улыбнулся:
– Твоя жизнь.
Морис ахнул, его шея дернулась, и нож рассек кожу. Темная струйка залила кромку лезвия.
– Пожалуйста, – отчаянно прошептал Морис.
Он тяжело дышал, на лбу выступил пот, на глазах – слезы.
– За моего брата, – сказал Джек. – За шестерых повешенных апачей.
И одним быстрым движением
На сей раз он не ощущал ни дурноты, ни угрызений совести. С точки зрения апачей, то, что свершилось, было возмездием, необходимым и справедливым. Джек не смог бы жить, не отомстив за смерть брата. Шоцки сделал бы для него то же самое.
Никого из его семьи не осталось. Все ушли: Мучи, Нали, Шоцки и Луси. Но у него есть Кэндис и Кристина! Волна облегчения затопила Джека. Они – его семья, самое главное в его жизни. Единственное, чего он хочет, так это заботиться о них и жить в мире. Неужели просить об этом – слишком много?
Хватит с него смертей. Только боги знают, сколько еще продлятся военные действия и кровопролитие. Ему следовало семь раз отмерить, прежде чем ввязываться в эту войну. Однажды Джек уже приговорил себя к изгнанию, и по той же причине: из-за нежелания убивать белых. В сущности, он в этом не виноват. В его жилах, кроме индейской, течет и кровь белых. Часть его души и сердца принадлежит апачам, и так будет всегда.
Джек ощутил душевный подъем, загоревшись мыслью увезти жену с дочкой куда-нибудь далеко, где они смогут начать все заново. Его охватило нетерпение. Отныне ничто не помешает их счастью, хотя и сейчас все не так уж плохо, несмотря на войну и Дати. Кэндис изменилась, вдруг понял Джек, повзрослела. Материнство ей к лицу. Они уедут, возможно, в Техас или в Калифорнию, построят прекрасное ранчо и будут растить детей. Джек пришпорил коня, преисполнившись желания увидеть Кэндис и поделиться с ней своими планами. Еще день-два, и он будет в стойбище.
Джек старался не думать о Шоши. Как бы ни любил он сына, у него нет права разлучать мальчика с матерью. Ему придется оставить ребенка. Решение принято, и хватит думать об этом.
Отныне он будет думать только о Кэндис и их будущем.
Глава 84
Заплакала Кристина.
Кэндис лежала без сна, уставившись в звездное небо, настороженно прислушиваясь к шелесту листвы и ощущая малейшее дуновение ветерка. Расстегнув блузку, она поднесла дочь к груди, гадая, который час. Должно быть, уже перевалило за полночь. Кэндис не осмелилась развести костер, опасаясь всех: индейцев, белых и даже Джека. Не хватало только, чтобы он наткнулся на них.
Неподалеку заухала сова, и Кэндис пробрала дрожь. Она долго прожила среди апачей, поэтому знала, что, по их поверьям, это чья-то неприкаянная душа бродит по земле. К тому же становилось прохладно. После дневной жары ночь казалась особенно холодной. Когда Кристина насытилась, Кэндис пристроила ее в изгибе руки и постаралась заснуть.
Это была первая ночевка изтрех,
Наконец Кэндис заснула. Ее разбудило яркое утреннее солнце и гульканье Кристины у нее под боком. Покормив дочь, Кэндис перекусила вяленым мясом, орехами и ягодами, затем положила малышку в колыбель, прикрыв изголовье кожаным козырьком собственного изобретения'. У Кристины было смуглое личико, хотя светлее, чем у Джека, и темно-каштановые, как у него, волосы. Кэндис с облегчением думала, что примесь индейской крови ничем не выдает себя, а значит, малышке не придется страдать от нетерпимости людей, когда она подрастет.
Воспоминания о Джеке не давали покоя.
«Не думай о нем», – приказала себе Кэндис. Передвинув колыбель за спину, она забралась в седло и тронулась в путь.
Поздним утром она добралась до родников, которые давали начало речушке, протекавшей вдоль почтового тракта компании Баттерфилда. Кэндис знала, что в связи с военными действиями движение карет прекратилось. Слишком велика была опасность подвергнуться нападению апачей.
Напоив лошадь, она покормила и выкупала Кристину. Затем умылась сама и протерла грудь влажной тканью. Надев на голову шляпу, Кэндис перебросила колыбель с дочерью через плечо. Вдруг ее лошадь фыркнула. Кэндис вскинула голову.
С той стороны, откуда она приехала, приближались три всадника.
Задвинув Кристину за спину, Кэндис быстро вытащила из чехла ружье и взвела курок. Хотя она держала его свободно, согнутая в локте рука свидетельствовала о готовности пустить оружие в ход.
Но в следующее мгновение, разглядев солдатскую форму, Кэндис облегченно вздохнула. Вместе с облегчением пришла надежда. Может, они согласятся проводить ее до «Хай-Си»?
Мужчины между тем подъехали ближе и, осадив лошадей, с удивлением и любопытством оглядели всадницу.
– Мэм, – протянул здоровяк средних лет с сержантскими нашивками. – С вами все в порядке?
– Да, сержант, спасибо, – сказала Кэндис, не выпуская из рук ружья.
Она представила себе, как выглядит со стороны: застиранная блузка обтягивает располневшую грудь, коричневая юбка припорошена пылью, руки обветрились и покраснели, обгоревший нос шелушится.
– Что вы делаете здесь одна, мэм?
– Я направляюсь в «Хай-Си»… – начала она.
– Черт! – воскликнул молодой солдат. – Я так и думал, что это она! Сержант! Это Кэндис Картер!
Серые глаза сержанта расширились:
– Та, что сбежала с Кинкейдом, а вернулась с полукровкой, который теперь воюет на стороне Кочиса?
– Та самая! – воскликнул солдат.
Кэндис напряглась, мгновенно почувствовав опасность. Вежливое участие солдат сменилось настороженностью, даже неприязнью, смешанной спохотливым интересом.
– Сержант, я слышал, – поспешил сообщить молодой солдат, – чтоэтот полукровка убил Кинкейда в Эль-Пасо. Вроде бы из-за нее.