Неуловимая коллекция
Шрифт:
– Эй!
– позвал нас дядя Федор.
– Чего вы там застряли? Подкоп ведете?
«Не подкоп, дядя Федор, - подумал я, - тут все проще».
Мы вышли из-за гаража и показали ему обломок доски. Дядя Федор взглянул на него, на вдавлину со следами масла и сразу же сказал:
– Пятка домкрата отпечаталась.
Тогда Алешка протянул ему железяку, извлеченную из сугроба.
Дядя Федор взял ее в руки, покачал увесисто и еще увереннее высказался:
– Вот теперь все ясно. Этой бы трубой да кому-нибудь по башке.
– Подумал, поскреб
Следственный эксперимент удался. По закону Архимеда. Или Пифагора.
Дядя Федор подсунул железяку под заднюю стенку гаража, крякнул, приналег - и она, скрипя и похрустывая, приподнялась настолько, что я без труда вставил в образовавшуюся щель домкрат, а Лешка втиснул под его пятку тот самый обрезок доски.
– Давай!
– скомандовал дядя Федор.
Он отошел на два шага в сторону и стал там, волнуясь так, будто руководил первым испытанием свечи Яблочкова.
Я завертел ручку домкрата, и задняя часть гаража начала послушно подниматься.
– Хорош!
– остановил меня дядя Федор.
– Вполне достаточно.
Да, вполне достаточно, чтобы вытащить в эту дыру чемодан и сверток. И вообще все, что подвернется под жадную руку.
Удовлетворенный экспериментом дядя Федор сдвинул на затылок свой малахай с ушами и почему-то задумался.
– Вы чего, дядь Федь?
– спросил я.
– Расстроились?
– Думаю, - ответил он не сразу.
– Рассуждаю о правах человека.
Мы одновременно открыли рты и навострили уши. Какой-то неожиданный поворот намечался в сложившейся ситуации.
– У меня Степка из восьмой квартиры канистру масла занимал, - продолжил задумчиво дядя Федор.
– Два года уже прошло, а все не отдает.
Алешка подмигнул мне и незаметно, как он думал, постучал себя пальцем по виску.
– Не, - сказал дядя Федор, уловив его жест или услыхав стук.
– Не в этом дело. Канистра с маслом у него есть, я знаю. В его «ракушке» стоит. А сам Степка - в отъезде. Имею я право ее забрать? Как думаете?
Ах, вот при чем здесь права человека. Особенно такого, как дядя Федор.
– Ну, вообще-то… - неуверенно высказались мы.
– При определенных условиях…
Дядя Федор этот жалкий лепет принял за одобрение и согласие.
– Пошли!
– сказал он решительно.
– Честно! Заберем масло! Имею право! Ведь не отдаст добром! Поможете?
Мама часто говорит, что дурные примеры заразительны. Теперь я с ней согласен. Из-за этой злосчастной коллекции какая-то цепочка воровства получается. И главное, в нее включаются и честные до этого люди. Мы, например, профессионально врать стали. А добряк дядя Федор готов кражу совершить.
– Сейчас мы с вами, - он вовсю размечтался, - подберемся к Степкиной «ракушке», приподнимем сзади ее и - раз!
Мы промолчали, глядя себе под ноги.
– И - раз!
– напористо повторил дядя Федор, пытаясь заразить нас своим энтузиазмом и сделать соучастниками.
– Поняли?
Мы
– И - два!
– подсказал дядя Федор, несколько обеспокоенный нашей вялой реакцией.
– «Ракушку» поднимаем, масло изымаем. Здорово?
Я подумал - сколько мы уже наврали за это время… Но воровать не будем. Эту грань мы не перейдем. А Лешка, прочитав мои мысли, так сказал, использовав Гошину лексику:
– В натуре. Типа того. Блин.
Невнятно, но по существу. И дядя Федор его понял. По интонации, наверное.
– Вот так, да?
– горько обиделся он.
– Как что - помоги нам, Федя. А как не так, так ну его на фиг, да?
– Он сдернул с головы шапку и ударил ее оземь.
Что слова, что действие - достаточно выразительные.
И тут нам стало совестно. Ведь верно: дядя Федор - бескорыстный человек. Всем помогает, даже когда его не просят. А мы… Словом, мы переглянулись и согласились. К тому же масло ведь ему Степан из восьмой квартиры должен. Два года уже.
На дворе меж тем сгустились сумерки. Ранние, зимние. Солнце упало за дальние дома, а в ближних зажглись окна. Там уже «добры люди» пили чай и включали телевизоры. И о проблемах криминала узнавали только с их экранов. Не то что мы, окунувшиеся в самую гущу преступных событий.
Дядя Федор поднял шапку, смахнул с нее снег и вернул на прежнее место. На голову то есть, а не на землю. Вроде как бы подал сигнал к действию.
Мы взяли трубу, доску, домкрат и перенесли эти воровские инструменты к соседней «ракушке» Но дядя Федор все еще таил обиду, она обжигала его доброе сердце.
– Совестливые больно, - ворчал он, устанавливая домкрат.
– Как ихнюю машину с пустым баком гонять, так вот они, нарисовались. А как Федору помочь - так их нету.
Из-за этой обиды он задрал гараж Степана так, что чуть не перевернул его на спину. Теперь не то что канистру можно было вытащить, а и саму машину задним ходом выгнать на простор. Конечно, я немного преувеличил. От страха, наверное.
Дядя Федор стал на четвереньки и, как ящерица в норку, дрыгая ногами, шмыгнул в темное нутро гаража.
– Посветили бы, соучастники, - глухо проворчал он и задним ходом выбрался обратно, волоча за собой алюминиевую канистру.
– Вот она, родная, - довольно сказал дядя Федор.
– Теперь в расчете.
– И вдруг нахмурился: - А это что?
«Это что» оказалось зацепившейся за горлышко канистры веревкой. Она тянулась внутрь гаража и где-то там, наверное, кончалась. И где-то в другом месте мы ее уже видели.
Лешка толкнул меня в бок и, подмигнув, приложил палец к губам. Но я уже и без его сигналов вспомнил, где эту лохматую веревку видел. Ею был обмотан сверток с саблями. С теми самыми, которые всю жизнь, не отходя от мольберта, собирал Собакин. Которые украл у него Карабас по фамилии Толстой. Которые спер у него пьяница по фамилии Фролякин. У которого похитил их бандит Вадик. А у Вадика - кто?