Неумолим бег времени (публицистика)
Шрифт:
Если автор ставит перед собой задачу осветить какой-либо исторический вопрос, спрашивается, зачем ему бесконечными отступлениями то в древность, то в Средние века и современные события смешивать, как говорится, «божий дар с яичницей».
При чём тут анты, жившие на Кавказе в I–III веках, «которые отступили на Север под натиском готов»? И зачем целую страницу посвящать жестоким нравам и беззакониям кумыкских феодалов, сдувая пыль со школьных учебников?
Разве русские феодалы, в отличие от прочих, были более гуманны, мягкосердечны и не чинили расправу подвластным? Удивительно также и стремление автора задеть какой-нибудь народ в ходе повествования. Из каких источников, например, им взят факт набегов калмыков на кумыкские земли? Автор отмечает, что в 1861 году в Дагестане было 1628 мечетей и современник Шамиля
Здесь надо сказать, что в отличие от христианских монастырей мечетям не выделялись земельные наделы и доходы, согласно установкам законодательной части Корана, составляли пожертвования от состоятельной части населения. А что касается дел, то у мусульманских служителей культа их было не меньше, чем у христианских, если судить по строго установленному обряду совершения вместе с прихожанами пятикратной молитвы в день.
Чувство справедливого негодования могут породить у кавказцев наглые, рассчитанные на возмущение народов провокационные высказывания о государственности и культуре горцев. Ольховский, одолеваемый бредовыми выдумками, пишет: «То, что никто из народа, включая большинство священнослужителей, читать не умел, – известно всем. Ни азбуки, ни грамматики не было». Да будет известно, что государственность у народов Кавказа и Закавказья сложилась задолго до возникновения Русского государства. Каждый мулла был человеком грамотным, хотя бы потому, что обязательно занимался обучением детей грамоте. А высокая нравственность и культура горцев Кавказа была известна со времён, когда предки Ольховского одевались в звериные шкуры, жили в мазанках вместе с поросятами, телятами и хлебали лаптем щи.
Достаточно сказать, что до возникновения мюридизма в Дагестане были учёные, окончившие университеты в Стамбуле, Анкаре, Тегеране, владевшие турецким, арабским и фарси. Общеизвестно, что библиотека имама Шамиля состояла из сорока огромных вьюков, которые укладывались на спины лошадей и ослов при отступлениях. И как же можно выставлять благодетелем народов гор Ермолова – самого свирепого из русских наместников, которого осуждали за зуботычины и избиение денщиков и ординарцев Пушкин, Раевский, Грибоедов, знавшие его. Чтобы не быть голословной, приведу выписки из сборника службы на Кавказе Семёна Исадзе.
В трудное для России время, когда персы, гонимые чумой, подходили к Тифлису, незаменимую услугу русскому правительству оказали те же ханы и властители (разумеется, дагестанские). «С этими-то ханами Ермолов обращался грубо и в переписке с ними не находил других выражений, кроме площадной брани, полагая, что таким способом можно держать население в постоянном страхе. Он поставил себе за правило: уничтожать в крае всякую нерусскую национальность».
«Он поколебал права собственности высшего мусульманского сословия в «Положении об агалларах», чем возбудил непримиримую вражду и недоверие влиятельного класса против правительства» (Семён Исадзе, т. 1, стр. 34–35).
В тиранических действиях Ильбис-Ярмули (дьявола), в диктате Ермолова поражённые в гражданских и религиозных нравах горцы, и в особенности духовенство, увидели посягательство на изменение коренных догматов их религии, начинали волноваться и призывать народ к газавату. Как же может объективный историк наделять свирепого покорителя горцев несвойственными деспоту качествами великого добродетеля? Откуда черпал Ольховский сведения о том, что циничный, плохо воспитанный Ермолов дал толчок развитию городской культуры?
Более того, оказывается, великодержавный шовинист, презиравший всё нерусское, предавший огню и мечу целые аулы вместе с мечетями, открыл множество больниц и лечебниц и воздвигал в Дагестане и в Чечне мечети, причём за свой счёт. Если это не выдумки соотечественников, Ольховскому следовало сослаться на источники, чтобы невежественные, неблагодарные потомки воинственных узденей умерили свой пыл, слушая воспоминания и предания праотцев.
Собственно, удивляться отсебятине некоторых современных историков не приходится. За годы советской власти настоящие знатоки российской и всемирной истории были физически уничтожены. Их заменили бездарные, беспринципные, наспех обученные (главным образом по «Истории партии», лжебиографии «Великого вождя» и прочей идеологически соответствующей интересам генсека шелухе).
Но таким, как Ольховский, привычно брать грех на душу. Не потому ли, элементарно не разбираясь в сложной личности Шамиля, не вдаваясь в сущность политики самодержавного Генсека со сталинско-бериевских позиций, развенчанных своими же соратниками, начал клеветать снова на признанного миром вождя горцев, который в течение четверти века противостоял силам Российской империи, перед мощью которых трепетали страны Европы. Способный мыслить подумает, прежде чем написать.
Без чувства глубокого возмущения нельзя также читать строки, где Ольховский утверждает: «Это именно при Шамиле некоторых девочек начали принуждать выходить замуж в 9–10 лет». Ложь! И никак не укладывается в голове, зачем учителю-историку Ольховскому копошиться в недрах Древней, Средневековой и Новой истории, не имея элементарной способности логически осмыслить материал.
Занимался бы лучше вопросами нравственности своих соотечественников, которые в цивилизованном XX веке в столице его родины Москве открыли детские притоны, куда заманивали девочек 6-12 лет и после соответствующей подготовки, побоев и угроз продавали, как «товар высокого спроса», отупевшим от пьянства и пресыщенным развратом новоявленным миллионерам от демократического жулья. Прочёл бы «Детский труд в России, проституция» О. Кармазы («Комсомольская правда», 11.10.1992 г.).
У каждого нормального человека складываются свои взгляды, точка зрения на жизнь, события прошлого и настоящего. Ольховский же злопыхает на большевиков, «уничтоживших всех мыслящих людей». Диву даёшься, как это он уцелел, превратившись в «винтик». Дал «по зубам» самостийникам Украины, поднявшим имена прихвост-ней Мазепы и кровавого Бандеры, прошёлся с бичом по хребтам Грузии, Армении, Азербайджана, которые должны были вечно молиться на Россию. Ольховского в буквальном смысле слова удручает, сколько Кавказ принёс убытков России в прежние времена, когда дефицит составил 30 с лишним миллионов рублей в год. Хочется спросить, какой чёрт заставлял царское правительство с огнём и мечом карабкаться в горы Кавказа и Закавказья, если это было невыгодно?
Во-вторых, расходы шли на содержание наместничества, армии и чиновничьего аппарата империи. И, наконец, какая была польза от этих расходов народам гор, которые после покорения Кавказа влачили жалкое существование, подвергаясь двойному гнёту оккупантов и продажной местной феодальной знати.
Да, присоединение Кавказа к России – сильной экономически и культурно развитой стране – сыграло определённую положительную роль. Но нельзя недооценивать и роли народов Кавказа, оказавших неоценимые услуги России, когда над страной нависла угроза вражеских вторжений. И к чему обывательские рассуждения, касающиеся национальных чувств воина Советской армии? Почему-то Дудаев мог учиться в России, и никто не говорил, что он стал от этого меньше чеченцем.
Ничего плохого не произошло с генералами Хетагуровым, Русланом Аушевым и другими. Трагедия могла произойти с каждым из них, если бы Аллах не миловал и они сложили голову в Афганистане, защищая интересы советского правительства. Разве не для этого их обучили ратному делу, не скупясь на чины и награды? И как можно забыть неоценимую услугу народов Кавказа и Закавказья в деле разгрома фашистской Германии в годы Великой Отечественной войны?
Нет народности и национальности, из гущи которых не вышли десятки удостоенных звания Героев Советского Союза, маршалов, генералов, других высших чинов. А сколько безымянных героев полегло на полях сражений, освобождая народы мира от коричневой чумы. И гибли они, не продавшие совесть за сребреники Иуды, перенося жестокие пытки.