Неутомимые следопыты
Шрифт:
— Хватит, — наконец выдохнул Женька. — Давай спать ляжем. Я уверен — завтра все получится.
Я с наслаждением потянулся и громко зевнул.
— Если, Жень, завтра и получится, — сказал я, — то мы все равно мозги поломаем.
— А у тебя, я вижу, мозги очень ломкие, — объявил Женька. Он все еще сидел за столом и черкал карандашом по бумаге, повторяя: «Закат, закат… Закат…»
Я не отозвался и принялся раздеваться. Вдруг Женька перестал чертить карандашом и позвал:
— Серега, иди сюда.
Я
— Ну-ка посмотри, — сказал Женька. — Видишь — два одинаковых значка?
— Вижу. Только у меня глаза сами собой закрываются.
— Подожди, кажется, выходит… Если это слово и правда «закат», то, значит, здесь, в десятом слове, первая буква «з». И четвертая тоже «з»…
— …«Зраза», может быть? — сонным голосом предположил я. — Котлеты такие есть, зразы называются.
— Сам ты котлета! — рассердился Женька. — «Звезда» это, вот что! Вернее, не «звезда», а «звезды» или «звезду». Последний значок попадается редко. А после первого стоит такой же знак, как в начале всего текста.
— Предлог «в», — прошептал я. Сон мгновенно слетел с меня.
Женька с необычайной поспешностью принялся писать буквы, проставляя между ними черточки.
— Вот слово перед звездой или «звездами». Если первая буква «в», а вторая «е»… Видишь, они написаны теми же значками, что и вторая с третьей в слове «звезды»… Тогда получится «ве—-—-—». А если мы правильно угадали «закат», то третья от конца буква «к», «ве-—к-—». Но это еще не все, Серега! — Вострецов до того возбудился, что даже покраснел. — После «к» в этом слове не может стоять «ы» — «звезды». Только «у». Стало быть, «звезду». А здесь — «ве-—ку—»… Ну что это означает?
— «Ве-ли-ку-ю зве-зду»… — догадался я.
— Правильно!
Это были первые верно разгаданные нами слова. Только два слова… Не знаю, может быть, мы расшифровали их случайно. Но все-таки не зря мы просидели ту ночь до самого рассвета, выписывая слова, ставя вместо недостающих букв черточки.
Не помню, когда и как мы легли и заснули. Нас разбудила тетя Даша.
— Вот так сони! — говорила она. — Завтракать давно пора. Вставайте, вставайте…
А в окна било яркое солнце. В окнах, сияя, плескалось синее небо. В него хотелось окунуться, как в озеро.
Когда мы с Женькой вышли в залу, за столом уже сидел Иван Кузьмич.
— Погодка-то! — воскликнул он, кивнув на окна. — Чудеса! Гулять надо, молодые люди. Засиделись вы дома.
— Нам гулять некогда, Иван Кузьмич, — отозвался Женька. — Мы скоро вашу бумагу разгадаем.
Старик недоумевал. Я могу дать какое угодно честное слово, что он удивился совершенно искренне.
— Да ну? Не может быть!
— А вот и может, — подтвердил я. — Мы угадали слова «великую звезду…»
И вот наконец мы снова сидим за столом в нашей комнатке. Снова Женька, торопясь, выписывает слова и, только на мгновение задумавшись, проставляет вместо черточек недостающие буквы.
Еще часа полтора корпели мы над бумагой, и наконец Женька переписал начисто то, что у нас получилось. А получилось вот что:
«В ясную полночь иди к Большому дубу. На великую звезду, что среди неба стоит недвижно, считай два ста сажен, да еще пять десятков сажен к восходу, и опять на звезду одна ста, да на закат сто аршин. Тут ищи тот сундук, полный ефимков золотых, лалов пламенных, перлов бесценных морских. А составил старец Пафнутий, раб божий, в лето от рождества христова тысячи шесть сот пять десят седьмое».
Мы так волновались, что даже забыли постучаться к Ивану Кузьмичу, и ворвались в его каморку, грохнув дверью и опрокинув на пути стул.
— Готово, Иван Кузьмич! — воскликнул Женька. — Вот оно, все в точности!..
— Ну-ка, ну-ка, — проговорил старый жилец. — Показывайте.
Он внимательно перечитал весь текст и развел руками.
— Ну, знаете, друзья!.. Я думал, признаться, что вы просидите над этой шифровкой целое лето! И вдруг — за три дня!
— Два с половиной, — о гордостью уточнил Женька.
— Верно, два с половиной. — Иван Кузьмич положил бумажку с расшифрованным текстом на стол, обернулся к нам и сказал: — Ну что же, спасибо вам, друзья!..
— Иван Кузьмич, — вдруг спросил Женька. — А что такое ефимки?
— Ефимки? М-м… Видишь ли… Так в старину называли золотые деньги.
— А лалы?
— Лалы — это рубины, — объяснял дальше старый ученый. — Слово пришло на Русь из Персии. Оттуда купцы везли к нам различные украшения, драгоценные камни — рубины, изумруды, сапфиры, алмазы, жемчуг… Ведь «перлы морские» — это и есть жемчуг, самый обыкновенный.
Ничего себе «обыкновенный»! Да ведь если в сундуке старца Пафнутия есть и золото, и рубины, и жемчуг, то на такое богатство можно выстроить, пожалуй, целый город!.. В горле у меня пересохло, и я спросил хрипло:
— А вы теперь тот сундук откопаете?
— М-м… — промычал Иван Кузьмич, зажав в кулаке бородку. — Да ведь, может быть, там и клада-то никакого нет…
— Как это «нет»? — взвился Женька. — А бумага? Манускрипт?
Старик посмотрел на него пристальным долгим взглядом.
— Возможно, его уже откопали…
Меня поражало спокойствие тети Дашиного жильца. Да если бы я был хозяином такой удивительной бумаги, то сейчас же, не раздумывая, отправился бы на поиски!.. А тут и ездить никуда не надо. До Большого дуба рукой подать!
Как трудно иногда молчать…
Мне так и не удалось добиться у Ивана Кузьмича ответа на вопрос, что он собирается делать с загадочным сундуком. Мы вышли из комнатки старого жильца озадаченные.