Неведомые поля (сборник)
Шрифт:
Она опустилась на колени рядом с задыхающимся, постанывающим Мак-Манусом, делающим над собою усилия, чтобы не схватиться за рану руками. Далекий тихий голос сказал: «На ноги», — и Фарреллу почудилось, что два эти слова скрежещут, притираясь одно к другому, как мельничные жернова. Мак-Манус примолк.
– Встань, — еще раз сказала Зия, и Мак-Манус каким-то образом ухитрился подняться, напряженно перекосив раскрытый рот, как будто его вот-вот вырвет. Пуля, судя по всему, пробила ему икру, крови натекло относительно мало. Он слабо шевельнул губами, выговорив:
– Пистолет.
– Прочь отсюда, — сказал голос. —
И снова вскрикнула Сюзи:
– Но он же не может, разве ты не видишь? Он не может идти. Нужно вызвать врача.
Однако Зия как будто не слышала ее; она качнула непричесанной головой, и Мак-Манус, точно марионетка на пружинках, сделал один кренящийся шаг к двери. Лицо у Мак-Мануса было белым, как творог, резкий запах его боли жег Фарреллу ноздри.
В дверях гостиной объявился вдруг полноватый мужчина, за которым на цыпочках следовала Брисеида. Фаррелл признал в нем одного из клиентов Зии.
– Дверь была открыта, так что я вот… — произнес он, вглядываясь в сцену с подобием равнодушного интереса, какое видишь иногда на морде жвачного животного. Ничто в его круглом, веснушчатом, немного сморщенном, точно вчерашний воздушный шарик, лице не позволяло даже на миг предположить, будто он унюхал порох или увидел разбитую лампу и кровь.
Фаррелл, Мак-Манус и Сюзи, приоткрыв рты, уставились на него, но Зия кивнула и совершенно нормальным голосом произнесла:
– Здравствуйте, Роберт, заходите.
Она отступила в сторону, пропуская его, и он, не оглядываясь, поднялся по лестнице. Никто не сказал ни слова и не шелохнулся, пока наверху не хлопнула дверь приемной Зии.
Сюзи, желая помочь, подобралась к Мак-Манусу, но он с силой оттолкнул ее и, собрав воедино всю свою оглушенную мужественность, сделал шаг по направлению к Зие. Сюзи он бросил через плечо:
– Ты бы лучше поднималась наверх, мужчина ждет.
Фаррелл с полной уверенностью ожидал, что он с голыми руками бросится на Зию, но Мак-Манус, бесстрашно глядя на нее, лишь произнес медленным от боли и одиночества необъятной ненависти голосом:
– Одна из твоих. Что же, готов поспорить, она освоила пару новых фокусов с тех пор, как ты ее получила. Слушай, я бы тоже не прочь выучить их, у меня найдется, чем заплатить.
Нога его подвернулась, хоть Фаррелл и не видел ничего, на чем бы он мог подскользнуться, и Мак-Манус грохнулся перед Зией на колени у подножия лестницы. Фарреллу померещился запах сырой земли, смятой травы, чего-то похожего на кофе, похожего на мех мертвого животного. Он услышал, как кто-то поскуливает, и поначалу решил — Брисеида, но тут же понял, что звук исходит из его собственного горла. Остановиться он не мог.
Теперешние его ощущения не походили на оставленные в нем отражением огромной женщины с головою собаки: может быть, сама Зия в этих ощущениях и вовсе отсутствовала, ибо даже сознанию Фаррелла она представлялась истершейся и истончившейся почти до прозрачности. Но на какое-то поистине непереносимое мгновение — миг, на протяжении которого всякая вещь оставалась еще не названной — он сознавал ее присутствие в мире с большей силой, нежели свое. Он чувствовал, как она мерно дышит в лестнице
Рядом с ним Мак-Манус все более распластывался по полу, вытягивая руки и ноги, словно гигантская стопа вдавливала его в пол. Затем, на глазах у Фаррелла, нажим как будто ослаб, Мак-Манус медленно поднялся и полузаковылял, полузапрыгал к выходу из дома, на каждом шагу с трудом втягивая воздух. Сюзи дернулась — помочь, но женщина на лестнице взглянула на нее, и Сюзи, прижав ко рту ладони, ушла на кухню. Фаррелл слышал, как Мак-Манус, спотыкаясь, бессильно сквернословит под окнами, потом зарычал двигатель «понтиака».
– Я так и не смог понять, что случилось, — сказал он. — С пистолетом.
Зия, похоже, пребывавшая в легком замешательстве, улыбнулась ему.
– Она назвала тебя мамой, — сказал Фаррелл.
Зия одернула спереди платье — нервная привычка слишком полной женщины.
– Мне надо идти утешать бедного Роберта, — сказала она. — Он теперь половину времени будет извиняться за то, что вошел, не постучав. Чем застенчивей человек, тем с большей надменностью он взирает на себя самого.
Она шмыгнула носом и вытерла его тыльной стороною ладони, — уже пару дней ее мучил насморк.
Фаррелл смотрел, как она поднимается по лестнице, по-отдельности одолевая каждую из ступенек, — добравшись доверху, она остановилась и сердито вздохнула. Подошедшая Брисеида сунула морду ему в ладонь. Фаррелл рассеянно потрепал ее по носу и сказал:
– Все в порядке, не бойся.
Но Брисеида чуяла порох и кровь и потому просто плюхнулась на пол, слишком умученная сложностями человеческого существования, чтобы найти в себе силы хотя бы скулить. Фаррелл посоветовал ей:
– Не думай об этом и все. Бери пример с меня: будь просто собакой.
Он вывел ее наружу, оба присели на переднем крыльце, Брисеида сразу отыскала любимое полотенце и несколько раз придушила его, пока Фаррелл играл ей одну из песен Генриха VIII.
VII
Рекорд взаимотерпимости составлял у Джулии с Фарреллом немногим меньше пяти дней кряду — они установили его почти восемь лет назад в Нантакете. Шестой их совместный день они отпраздновали, снова отправившись в марокканский ресторан, где ели кус-кус и пили теплое, горьковатое шампанское. Первую половину обеда Фаррелл занимался тем, что играл пальцами Джулии и улыбался, а вторую бурно и беспорядочно рассказывал, насколько хватало слов, о Бене, Зии и человеке, пришедшем навестить Сюзи. Джулия слушала его молча, внимательно, но с ничего не выражающим лицом, слушала, пока Фаррелл не прикончил шампанское и не исчерпал изобретательности по части обхождения с ее пальцами и фраз, пригодных для описания Зии, стоящей на лестнице босиком и в цветастом платье.