Неведомый Памир

Потапов Роальд Леонидович

Гребни памирских хребтов посещаются очень редко, главным образом охотниками, геологами, топографами и альпинистами. За долгое время экскурсий по гребням я только раз встретил человека. Это было все на том же хребте Музкол, на гребне, севернее пика Зор, в месте, которое я привык считать своим владением, где даже и следа человека ни разу не попадалось. Поэтому вид согбенной фигуры, ползущей в лоб на крутой подъем, был настолько необычен, что я первым делом на всякий случай спрятался за камни и некоторое время наблюдал за встречным в бинокль.

Двух минут было достаточно, чтобы признать в фигуре несомненного, ярко выраженного представителя славной когорты геологов, и я бодро запрыгал вниз, к нему навстречу. Геолог был удивлен не менее меня.

...Спрятав найденную стрелу в рюкзак, слегка прихрамывая и значительно менее резво, я продолжал спуск.

Дальше пришлось двигаться по руслу маленького ручейка, протекавшего по узкой долинке. Потом, резко повернув к востоку, долина заметно расширилась, принимая справа и слева такие же небольшие притоки. Выйдя к этому месту, я увидел ярко-зеленые пятна альпийских лужаек; меня приветствовал оглушительный свист сурков. Коричнево-желтыми столбиками они торчали у зияющих черных провалов - входов в норы. Между норами, группировавшимися в небольшие колонии, тянулись вытоптанные во время взаимных визитов тропинки. Несколько зверьков, застигнутых сигналами тревоги на кормежке в стороне от нор, со всех ног мчались к спасительным входам, слегка задирая пышные длинные хвосты.

Забавные существа эти сурки, хотя охотники их и не любят: своим милицейским свистом - сигналом тревоги - сурки заранее предупреждают всех четвероногих и пернатых обитателей гор о приближении опасности. И право же, они стоят того, чтобы рассказать о них поподробнее.

Памир населяет один из видов сурков - сурок длиннохвостый. Он живет всюду, где только зеленеет трава и журчит ручеек, от холмов Алайской долины и почти до самой границы вечных снегов, в широких долинах и в скалистых альпийских цирках. Я находил его норы вплоть до высоты 4750 метров над уровнем моря. Всюду в подходящих местах он многочислен, и это вполне понятно. Вряд ли будет ошибкой сказать, что длиннохвостый сурок лучше, чем кто-либо из четвероногих, приспособлен к жизни на памирских высях. Пища его - обычная трава, и он добывает ее в нужном количестве на альпийских и субальпийских лужайках. Теплый густой мех и толстый слой подкожного жира предохраняют сурка от холода, а длинные, выкопанные среди скал норы - от врагов. Только медведю под силу, хоть и далеко не всегда, раскопать сурчину. Такая сурчина все равно что подземная крепость, ходы достигают в длину десяти - пятнадцати метров, уходя на три - пять метров в глубину. А зимой, когда затрещат по ночам пятидесятиградусные морозы, завоют снежные вьюги и склоны скроет пелена снега, сурки будут мирно спать в своих норах, закупоренных земляными пробками. Спячка у памирских сурков долгая - семь месяцев.

Не только норы надежно защищают сурков. Эти сильные зверьки, достигающие десяти килограммов веса, могут при случае как следует постоять за себя. Нам как-то пришлось присутствовать при поединке между плененным сурком и эрдельтерьером, поскольку хозяин возымел желание натаскивать своего пса именно на этого зверя. Сурок провел схватку великолепно, стоя на задних лапах и то и дело сам кидаясь в атаку. От несчастного эрделя, не ожидавшего ничего подобного, сразу же полетели клочья, и только вмешательство хозяина, уложившего сурка ударом увесистой палки, спасло собачку от тяжелых травм, а может быть, и смерти. Конечно, здоровенной пастушьей овчарке достаточно каких-то секунд, чтобы придушить сурка, но, встретившись в узком проходе норы с таким противником, как лисица, сурок наверняка одержит верх.

Пожалуй, наиболее активный враг сурков после медведя, регулярно совершающего набеги на сурчины,- бородач. Этот огромный хищник, питающийся все холодное время года самой невзыскательной пищей (меню его зимой состоит в основном из старых костей), переходит летом исключительно на живую добычу - сурков и зайцев, даже внимания не обращая на падаль.

Способы охоты бородача на сурков довольно однообразны. Хищник вылетает за добычей сравнительно поздно, часам к десяти утра, когда сурки уже вылезли из нор, а воздух достаточно прогрелся для того, чтобы восходящие потоки хорошо держали парящую птицу. Склон за склоном, сай за саем по определенному маршруту обшаривает бородач, паря в нескольких метрах над поверхностью. Низко парящий хищник внезапно появляется из-за ближайшего гребня над колонией и хватает далеко отбежавших от нор зверьков.

Мне удалось однажды подсмотреть, как это происходит. Бородач вынырнул из-за перегиба склона прямо на середину колонии, совершенно бесшумно скользя на распластанных крыльях.

Я услышал отчаянный свист желтых столбиков, целыми группами одновременно кувыркавшихся в черные дыры нор. Один сурок забрел дальше всех и сейчас во все лопатки мчался назад, к спасительной норе. В тот же момент его накрыла черная тень бородача. Раздалось отчаянное верещание зверька, схваченного мертвой хваткой железных когтей. Бородач взмыл вверх и, тяжело работая крыльями, с добычей, не перестававшей громко кричать, полетел куда-то вниз. Замерло эхо, сурки через некоторое время опять повылезали наружу, и ничто больше не напоминало о только что случившейся трагедии.

Застигнутый вдали от своего дома, сурок действительно становится совершенно беспомощным перед крупным противником. Однажды мне удалось случайно оказаться между сурком и его норой, причем сурок был рядом, а нора - метрах в сорока. Зверек, казалось, был совершенно парализован страхом. Он даже не делал никаких попыток к бегству, а только тесно прижимался к краю большого валуна и косил на меня круглым от ужаса глазом. И конечно, по «закону бутерброда», всегда падающего маслом вниз, в моем фотоаппарате как раз к этому моменту вся пленка оказалась отснятой до последнего кадра...

Среди врагов сурка не на последнем месте стоит человек. Мясо этих зверьков вполне съедобно, но все равно на Памире его не едят. Промысел ведется только осенью, ради шкуры, довольно теплой и прочной, а также жира, имеющего, как уверяют, большую лекарственную ценность, такую же, как и сало медведя. Добывать сурка, несмотря на его многочисленность, трудно. Стрельба из малокалиберной винтовки бывает малорезультативна, поскольку, даже смертельно раненный, сурок успевает уйти в нору, откуда его уже, естественно, не достать. Наиболее практичен капканный лов.

Но вернемся к рассказу. Пройдя первую сурочью колонию, я оказался во власти зверьков, тревожным свистом передававших меня от одного поселения к другому. Вскоре повстречался и бородач. Он прошел совсем близко, метрах в семидесяти, поднимаясь наискось по склону на неподвижно распластанных крыльях. Мне несколько раз приходилось близко сталкиваться с низко парящими бородачами, и каждый раз какая-нибудь причина не позволяла добыть этого великолепного хищника. Только в последний сезон работы, в горах Северо-Аличурского хребта, мне повезло. Я отдыхал после крутого подъема, лежа навзничь на склоне, когда меня накрыла тень крупной птицы. Подняв голову, я увидел крупного бородача, планировавшего прямо на меня. Он прошел мимо метрах в двадцати пяти, но, несмотря на столь маленькую дистанцию, дробь второго номера защелкала по его оперению, как по фанере, и на первый взгляд нимало его не обеспокоила. Он только слегка вздрогнул и продолжал очередной круг, быстро удаляясь от склона. Но, отлетев метров на пятьдесят, бородач вдруг сложил крылья и камнем рухнул вниз, врезавшись в склон в сотне метров от меня. Это оказалась крупная старая самка, с остатками недавно растерзанного сурка в желудке.

Я постепенно спускался вниз по долине речки. Вновь на боковых скалах появились красавицы горихвостки, зазвенели трели бледных завирушек. На высоте 4400 метров долинка резко расширилась, а ручей, приняв справа и слева по притоку, превратился в бурную речку. Каскады грязной воды катились вниз с глухим шумом, бились в каменных стенках, прыгали через громадные валуны, выплескивались на зеленые лужайки низкого берега. Летнее снеготаяние было в разгаре.

Пора было сделать небольшой привал, и я устроился на лужке у самой воды под нависшей скалой. Растянуться на мягкой траве после десятичасового карабкания - блаженство невыразимое. От усталости даже и есть не хотелось, но «аппетит приходит во время еды», и завтрак, захваченный с собой и вмиг проглоченный, показался мне просто насмешкой. Затем накатилась усталая дремота, и под мерный шум потока стал подкрадываться тяжелый сон. До темноты оставались считанные часы. Вдруг резкий цикающий звук разом снял всю дремоту. Вверх по речке, над самыми бурунами, пронеслась довольно крупная темная птица размером со скворца. Оляпка! Эта широко распространенная в нашей стране и не менее широко известная своими водолазными способностями птичка, именуемая водяным воробьем, живет и на Памире, в верховьях ледниковых потоков или в скалистых ущельях небольших речек. На берегах рек, сравнительно медленно текущих по широким памирским долинам, ее нет. Оляпке непременно нужен бурный поток, чередующийся с мелкими перекатами, и скалы, нависающие над водой. На скальных выступах, нередко в каскадах брызг, оляпки строят свои большие затейливые гнезда.