Неведомый Памир
Шрифт:
Видение волосатого предка на гималайских ледниках донельзя распалило страсти. Рассказы наших друзей киргизов о загадочном голуб-яване, снежном человеке Памира, цитировались в союзной прессе, снежный человек становился героем кинофильмов, фельетонов, радиоинтермедий. За всем этим гоготом и зубоскальством группа энтузиастов вела кропотливую работу, собирая данные, тщательно отделяя явную чепуху от заслуживающих внимания фактов.
Нужно быть очень смелым человеком, чтобы, отбросив спасительный щит академического скептицизма, открыто увлечься такой скандальной проблемой. Нужно быть смелым вдвойне, чтобы, невзирая на громадный риск для своего реноме и положения, настойчиво добиваться решения проблемы на месте, то есть организовать экспедицию. Несмотря на то, что энтузиастов, увлекшихся проблемой снежного человека, было порядочно, главная непосредственная работа по организации экспедиции легла
Далеко на юго-востоке, за покрытым пыльной дымкой Гиндукушем, в цветущих предгорьях Гималаев строились в ряды штурмовые группы аналогичной экспедиции американского миллионера Томаса Слика. Этот авантюрный босс был куда в более выигрышном положении. Он являлся единственным руководителем экспедиции и вышвыривал из своих оффисов всех, кто осмеливался усомниться в здравости идеи. Да и шла его экспедиция, судя по всем данным, куда в более «густо населенные» снежным человеком районы, чем наша. Конечно, устраивать состязание с американским бизнесменом мы не собирались. Цели нашей экспедиции были гораздо шире. По сути дела проводилось всестороннее изучение наиболее труднодоступных мест Памира, в котором участвовал самый широкий круг специалистов, от зоологов и ботаников до этнографов и археологов. Участники предстоящей экспедиции должны были собраться в Оше, чтобы оттуда на машинах биостанции двинуться в Чечекты. Я должен был добираться до Чечекты самостоятельно, сразу же после сигнала шефа.
И вот сигнал получен.
Через день я уже трясся в кузове грузовика, деловито пылившего по пустыне. Он то мягко буксовал в песке, то ожесточенно прыгал и дергался на засохших колеях глинистых такыров. Позади постепенно таяли очертания громады Хаджи-Хазиана, нависшею каскадами скал над зеленым морем вахшских «джунглей». Весь вчерашний день мне пришлось лазать в колючих зарослях заповедника, заканчивая наблюдения за гнездами десятков птиц. Было тридцать три градуса в тени, и, обливаясь потом, я с вожделением думал о прохладе памирских высей.
...Последняя ночь в Оше. Чарующая прохлада густых сумерек, звездное небо, проглядывающее сквозь колоннады пирамидальных тополей, оголтелый свист соловьев, стрекот цикад, журчание арыков - убаюкивающие звуки южной ночи, наваливающейся на засыпающего человека бархатной темнотой...
Дальше события мелькают в памяти, как кадры кинохроники. Следующая ночь уже на Каракуле. Солнце садится в густые снеговые тучи, залепившие вершины - хребтов. Поверхность озера скована льдом. Воздух холоден, прозрачен и чист. В проводах и мачтах метеостанции уныло свистит ветер. Здесь мы устроились на ночлег. Спим вповалку на полу, забравшись в спальные мешки. Сильно болит голова, душно. Прыжок из раскаленных равнин южного Таджикистана в ледяную памирскую высь слишком быстр...
...Холодный сияющий полдень. Ошалевшие от долгой тряски, окоченевшие, пропыленные насквозь, мы смотрим слезящимися глазами на быстро вырастающие вдали белые домики Чечекты.
Грузовик тяжело вкатил во двор и замер. По станции сновали люди. Стояла еще одна машина с открытым бортом. Леонид Сидоров встретил меня полуоблегченным, полусердитым: «Наконец-то, зоолух!» А затем, поскольку свидание состоялось после двухлетней разлуки, хлынул град приветственных тумаков.
Я знал, что Сидоров, взяв в помощники двух студентов-географов, пробрался на Памир еще в начале марта, когда здесь стояла настоящая зима, и с биостанции двинулся на лыжах через перевал Восточного Пшарта к Сарезскому озеру проверять по следам животный мир присарезских тугаев. Именно там видели на песке знаменитый след снежного человека. Почерневшее лицо Леонида и растрескавшиеся губы говорили о том, что мартовская разведка была нелегкой. Оба парня, ходившие с ним, были здесь же. По двору биостанции катал надутые автомобильные баллоны длинноногий детина в галифе и лихой ковбойской шляпе. «Вильям!» - представился он, широко улыбаясь и заключая мою ладонь в железные тиски своей лапы, а стоявший рядом Леонид коротко пояснил: «Это наш кэп». Баллоны предназначались для плота, который должен был в скором времени отправиться бороздить воды Сарезского озера.
За наскоро сооруженным обедом мне было предложено тут же, сию секунду, присоединиться
(Пока машина пылит по Памирскому тракту, я напомню читателю, что экспедиция 1958 года была направлена на Памир для проверки слухов о якобы живущем здесь снежном человеке и для выяснения возможности существования там подобных существ. Англичане и американцы направили аналогичные экспедиции в Гималаи. Я не собираюсь описывать здесь всю работу экспедиции - о ней в свое время было достаточно много сказано в печати, в частности в книге К. В. Станюковича «По следам удивительной загадки». Напомню только, что главной задачей экспедиции было обследование двух районов Центрального Памира, в которых якобы встречали снежного человека или его следы: бассейна реки Баляндкиика, совершенно необитаемого, где еще сохранился в какой-то мере первобытный животный мир Памира, и бассейна Сарезского озера, необитаемого с 1911 года, когда образовавшееся в результате гигантского обвала озеро затопило кишлаки долины Мургаба. Оба района были исключительно труднодоступны. Мне довелось участвовать в работе одного из двух отрядов экспедиции, исследовавшего бассейн Сареза.)
Не доезжая места через Музкол, мы свернули с Памирского тракта и дальше покатили по едва заметному автомобильному следу. Некоторое время машина ползла среди невысоких пологих гор - предгорий Музкола, преодолевая бесчисленные саи и моренные гряды. Когда-то здесь вовсю бесчинствовали ледники. Большие камни в беспорядке усеивали красноватые склэны.
К вечеру после жестокой тряски мы выбрались на плоский, пологий перевал, откуда шел спокойный спуск в долину верхней Кокуйбели по одному из ее левых притоков. Когда-то именно в этом месте существовал сток из древнего Каракуля в долину реки. Сам Каракуль сейчас поблескивал в лучах заходящего солнца далеко на востоке. На самом перевале раскинулось небольшое, е полкилометра в поперечнике, озерко, в мутной воде которого снискивали себе пропитание несколько пар ангыров. Узрев подъезжающую машину, они неторопливо стали перемещаться к противоположному берегу. Свежих автомобильных следов впереди не было. Похоже, что в этом году мы первыми вторгались в долину. Здесь, в верховьях, Кокуйбель еще невелика, и мы без колебаний переехали ее вброд в первом же удобном месте. Основное русло дробится на многочисленные протоки, петляющие среди кочковатых лугов. В кристально прозрачной воде проносились стремительные силуэты крупных османов. Трава на лугах была еще бурая, зелени нигде не было и в помине, так же как и птиц,- тут стояла ранняя весна.
Еще километра два машина ползла вниз, со скрежетом переваливая с ухаба на ухаб. В сущности, мы двигались по настоящему бездорожью. Долина заметно суживалась, и вдруг - стоп! За очередным поворотом мы уперлись в огромную наледь, заполнявшую дно долины от борта до борта. Проехать по ней нечего было и думать, равно как и попытаться одолеть этот участок в обход по крутому правому склону. Склон был очень крут, весь в рытвинах и крупных камнях. Более скверного оборота дела нельзя было себе представить. С помрачневшими лицами разведка попрыгала с машины и отправилась вниз пешком, дабы оценить препятствие на ощупь и выяснить, что ждет нас дальше. Даже свежие следы медведя, перешедшего долину перед самой наледью, хорошо отпечатавшиеся на влажном глинистом грунте, не смогли улучшить нашего настроения. Наледь лежала на пути экспедиции неодолимой пятисотметровой преградой. Это было тем более досадно, что дальше - а мы прошли вниз еще километров пять - больше никаких препятствий не предвиделось. Прорубить в наледи путь было возможно, но, сколько это поглотит времени и труда?
Мы вернулись к машине в темноте. Наш «газ» чернел под склоном, как один из больших скальных обломков, разбросанных по террасе. Долина казалась совершенно необитаемой.
Дожидаясь нашего возвращения, Султан не терял времени даром. Он подстрелил из малокалиберной винтовки двух зайцев, натаскал кизяка и терескена, и сейчас на подветренном склоне морены жарко горел небольшой костер. Только теперь, в конце этого бурного дня, в кругу скачущего света, бросающего блики на пустынные склоны, мы, наконец, смогли спокойно поговорить. Прежде всего, конечно, меня интересовали подробности мартовского похода на Западный Пшарт.