Неверноподданный. Часть I. В Старом Свете
Шрифт:
– Елена Фёдоровна, вы обязательно должны устроить лекцию. Польза от этого будет огромная. Мы можем и местных пригласить. Проведём, так сказать, культурно-просветительную работу среди аборигенов. В наших общих интересах хорошо организовать досуг, а я, как руководитель, сделаю всё от меня зависящее. Я ведь привёз из института музыкальные инструменты, взял кинопроектор и договорился, чтобы мне два раза в неделю давали новые фильмы, но ваша лекция гораздо интереснее.
– Вы мне льстите, товарищ полковник.
– Сергей Никитич, – поправил он.
– Сергей Никитич.
– Нет, Елена Фёдоровна,
– Лекция требует большой подготовки, – сказала Крылова.
– Сейчас ведь вы не готовились, а получилось очень хорошо. Просто здорово. Подумайте, Елена Фёдоровна.
– Хорошо, подумаю.
На следующий день перед началом танцев полковник сказал, чтобы ребята побыстрее раскачивались, а то к моменту, когда они проснутся, вечер уже закончится. Затем, показывая пример, он сам пригласил нескольких преподавательниц. Увидев это, одна из студенток вытащила его на ритмичный танец, и он, пародируя своих подопечных, начал так забавно дёргаться, что вызвал всеобщее веселье.
Поздно вечером пришли местные. Были они под хорошим градусом, но вели себя тихо. Осмотревшись, они стали танцевать и, поскольку прошли хорошую тренировку в соседнем доме отдыха, делали это не хуже своих сверстников из города. Один из них пригласил Елену Фёдоровну, не разглядев в полутёмном зале, что это преподаватель. Она посоветовала ему выбрать кого-нибудь помоложе. Он увидел, что ошибся, но отступать не собирался.
– А я хочу с вами, – настаивал он, – что вы имеете против?
– Ничего, просто я устала.
– Но вы ведь танцевали со своими, чем я хуже?!
– Я не говорю, что ты хуже, ты даже лучше. Поэтому я и предлагаю тебе выбрать более подходящую партнёршу, – ответила Крылова и отвернулась, показывая, что разговор окончен.
– В таком возрасте, а всё из себя целку строит, – процедил он сквозь зубы. За секунду до этого музыка кончилась, и его реплику услышали окружающие. Боря подскочил к нему и сказал:
– Извинись.
Магнитофон опять заиграл, и парень зло прошипел:
– Тебя не спросили.
Он был немного выше Бори, более крупного сложения и держался как заводила. Он не мог себе позволить второго фиаско подряд, и когда Боря повторил своё требование, парень придвинулся к нему и сказал:
– А ну вали отсюда, пока я тебя по стенке не размазал. Боря не шелохнулся, пытаясь сосредоточиться и вспомнить свои тренировки с чучелом. Его поведение взбесило парня, но за мгновение до того, как он привёл свою угрозу в исполнение, Боря повторил серию, которую так тщательно репетировал три года назад. Прошла она не очень гладко, но желаемый результат был достигнут, и забияка оказался на полу. Сразу же после этого к ним подошёл полковник и стал громко отчитывать Бориса за хулиганское поведение, но Боря почувствовал, что Кочерга одобряет его действия.
– Товарищ полковник, это была самооборона, – сказал Боря.
– Молчать, когда с тобой старшие разговаривают. А вы, – он обратился к местным, – уходите, пока я не позвонил участковому.
Угроза подействовала. Местные хорошо знали, что участковый церемониться не будет. Из всех правил коммунистического воспитания деревенский детектив особенно хорошо знал одно: когда бьют по заднице, доходит до головы, а поскольку особой точностью ударов он не отличался, то во время его дисциплинарных взысканий провинившиеся на себе чувствовали всю убедительность его аргументов. Жаловаться на него было бесполезно. Районное руководство относилось с пониманием к его способам борьбы с нарушителями, и ребята не хотели лишний раз проверять эти способы на себе.
На следующий день на картофельном поле Боря оказался без напарника, и ему пришлось начать работу одному. Он мог бы попроситься на погрузку. Это было не так нудно и вполне заменило бы тренировку, но тогда он работал бы на отшибе и пропустил бы рассказы Елены Фёдоровны. Вскоре она подошла к нему и спросила, не нужен ли ему помощник.
– Конечно, – ответил он.
– Примешь меня в свою бригаду?
– С удовольствием.
Они начали собирать картошку, и после нескольких ничего не значащих фраз Боря сказал, что у неё явно выраженный талант рассказчика и спросил, не передались ли ей литературные способности Ивана Андреевича.
Крылова промолчала.
– А действительно, кем вам приходится Крылов? – спросил Боря.
– Мужем, – ответила она, – зовут его Эдуард Платонович, и к баснописцу он не имеет никакого отношения.
– А как ваша девичья фамилия?
– Волконская.
– Я так и думал.
– Почему?
«По вашему поведению, интеллекту и осанке», – хотел сказать он, но это выглядело бы слишком напыщенно, и он только пожал плечами.
– Почему? – повторила она.
– Я чувствую представителей голубых кровей.
– Как?
– Вот посмотрю на человека и чувствую.
– И что же ты чувствуешь, глядя на меня?
– Что у вас в роду были очень достойные люди.
– Конечно, были.
– Расскажите, Елена Фёдоровна.
– Это семейные предания, и я не знаю, насколько они соответствуют действительности.
– Тем более.
– Как-нибудь в следующий раз.
– Расскажите, – повторил он тоном, которым маленькие дети просят конфеты.
Она, не улыбаясь, посмотрела на него и сказала:
– У меня предки были самые разные.
– Тем более, Елена Фёдоровна! Тем более, – уже серьёзно сказал он, – и если вы считаете, что про их жизнь никто кроме родственников знать не должен, я даю вам слово молчать как рыба. Торжественно клянусь, – он поднял правую руку.
Крылова ничего не ответила, и несколько минут они работали молча.
Боря терпеливо ждал, и она начала рассказывать.
– У меня в роду был офицер, который перешёл на сторону большевиков. Он разделял идею равенства и братства и активно помогал новой власти, но во время войны его объявили врагом народа и арестовали. На воле остались жена и дочь. Их не взяли, потому что одна была слишком маленькой, а вторая очень больной. Жена уже умирала, но с ней произошла поразительная метаморфоза. Почувствовав ответственность за судьбу ребёнка, она силой воли отсрочила смерть и занялась воспитанием девочки. Только когда дочь кончила институт, она позволила себе отойти в лучший мир.