Невеста для Мрака
Шрифт:
В реальности я шла бесшумными шагами между дремавшими домами, прижимая к сердцу Лейриана.
В реальности я чётко осознавала – то, что сейчас лижет языками пламени, больше не Миарон. Лишь тело.
Миарона нет.
И меня прежней, нет.
Больше никаких эмоций, ваша милость, ваше величество, королева.
Помните, как дороги обошлись Одиффэ Сирэнно её страсти? Что стало с её любовником? Её наставницей? Её врагом?
Эмоции убийственны. Любовь – это смерть. Помни. Не забывай.
Хочешь, чтобы твой сын жил? Тогда думай, а не чувствуй.
Ты не хочешь, чтобы твой сын стал оружием Дик*Кар*Стала против тебя? Средством влияния на тебя Чеаррэ? С помощью этого ребёнка Семья получит возможность склонять тебя в сторону исполнений их интересов и желаний. И тогда, во избежание неприятностей, Дик*Кар*Сталы просто убьют его.
Ты любишь сына больше всего на свете? Так пусть Одиффэ корчится от боли при мысли о разлуке с ним, пусть убеждает себя, что может попытаться сбежать в очередной раз (как далеко может убежать приметная девица с младенцем на руках, когда у неё ни связей, ни друзей, а деньги быстро кончаются, когда в поисках тебя Дик*Кар*Сталы и Чеаррэ тщательно прочёсывают страну).
Пусть Одиффэ чувствует себе, что хочет. Её милость королева Фиара точно знает: чтобы спасти своего ребёнка, она должна убедить весь мир в том, что он мёртв. Она должна быть как можно дальше от него. По крайней мере до тех пор, пока не наберётся достаточно сил. До той поры, пока не станет так сильна, что ни враги, ни друзья не смогут перечить ей.
А до той поры верить нельзя никому – ни другу, ни врагу, ни собственной тени.
Я шла, наблюдая как всё ярче разгорающееся за моей спиной алое огненное марево, окрашивая дома в оранжевый свет.
Чем ярче разгоралось пламя, тем плотнее сердце покрывалось льдом.
***
Чтобы найти приют для детей нужно искать, общаться с людьми. Это всегда оставляет следы.
Когда демоны и мелкие бесы с беспрекословно слушаются тебя, как хорошо вышколенные собаки, достаточно просто пожелать и великие тёмные силы отнесут тебя к любому порогу. Останется только постучаться.
Час был поздний. Открывать не торопились.
Наконец в дверном окошке нарисовалась угрюмая физиономия тучной ключницы:
– Что вам угодно?
С силой отшвырнув её в сторону ленивым мановением руки, я ступила на выщербленные, но до блеска вычищенные каменные плиты коридора.
– Извиняюсь за поздний визит, но у меня нет времени дожидаться рассвета. Его я планирую встретить в другом месте, а туда ещё добраться нужно. Живо поднимите мать-настоятельницу и приведите её ко мне.
Толстуха воинственно уперла руки в бока. Оно и понятно. С её точки зрения маленькая пигалица ей в бою не конкурентка.
– Ты кто такая, чтобы мне тут указывать?!
Ну ведь не скажешь же правду? Тогда вся конспирация насмарку.
Перекинув сладко посапывающего Лейрина на одну руку, вторую я сомкнула (ну, ладно, не совсем сомкнула, ведь шея у маэры была толще моей талии) схватила её за шею, посылая самый слабенький огненный импульс, от которого её глаза выкатились из орбит, а рот широко раскрылся в безмолвном ужасе.
– Я та, кому не следует перечить, потому что ты не захочешь, чтобы я всерьёз рассердилась. Быстро вперёд, выполнять мой приказ, без ненужных расспросов и уточнений.
Топая, как раненный слон, бабища устремилась прочь со скоростью, которой гепард позавидовал бы.
Через четверть часа передо мной возникла сухопарая особа, одетая с безукоризненной аккуратностью.
– Чем могу быть полезна?
– Я должна доверить вашему попечительству этого младенца.
– Мы не принимаем младенцев таким образом, миледи.
– Придётся сделать исключения из правил.
– Существуют правила, которым в нашем Ордене следуют неукоснительно.
– Ты не поняла, красавица, – зашипела я разъярённой коброй, с трудом сдерживаясь, чтобы не превратить это тело в кровавый бифштекс. – Я не спрашиваю тебя – я ставлю в известность. Ты возьмёшь у меня младенца и станешь заботиться о нём, как о своём собственном и даже ещё лучше. Потому что если с этим мальчиком что-нибудь случится, то ты будешь меня молить о смерти часами, а может быть, даже сутками. Отныне, – я схватила её за ворот и притянула к себе, – отныне он для тебя и бог, и царь, и брат, и священная хоругвь. Ты поняла?
Я улыбнулась ей в лицо, с наслаждением наблюдая, как она бледнеет.
– Знаешь, кто я? Я – воплощенный кошмар. По счастью, пока ещё не твой. Но когда я вернусь сюда за этим младенцем, он должен быть сыт, счастлив и благополучен так, как только может быть счастлив, сыт и благополучен ребёнок. Отныне это должно стать не просто твоим правилом – твоей религией. Если ты сделаешь так, как я сказала, я награжу тебя сверх меры, останешься довольна. А если нет…
Я прижала обжигающую до красного следа ладонь к её щеке, заставив мать-настоятельницу взвизгнуть от боли.
– Это даже не аванс, – с издёвкой засмеялась я. – Вот, возьми.
И бросила к её ногам два туго набитых мешочка с золотыми монетами, которые за несколько часов до этого извлекла из сейфа Миарона.
– Один принадлежит младенцу, вторым можешь распоряжаться по своему усмотрению, он плата за твою игру по моим правилам. Надеюсь, мы поняли друг друга? И не мучайте себя проблемой выбора между долгом и моим приказом – у вас выбора нет. Либо вы выполняете мою волю, либо горячо жалеете, что это не сделали. Вы всё поняли?
– Да, миледи, – сдавленным, то ли от страха, то ли от возмущения, голосом произнесла мать-настоятельница.
– Хорошо, – кивнула я.
Судя по выражению лица моей собеседницы, кровь у той застыла в жилах окончательно.
Вот и чудненько. Страх – лучший мотиватор. Он куда надёжнее любви, долга и даже чувства собственной выгоды.
Я не глядела на сына. Не могла заставить себя это сделать. Когда уходишь – не оборачивайся, иначе двигаться вперёд не останется сил.
Я скоро вернусь за тобой, сердце моё! Вот только улажу кое-какие дела – и вернусь!