Невеста дьявола
Шрифт:
— Верно. — Онория кивнула. Вдовствующая герцогиня гостила у друзей и должна была вернуться только в начале сезона. — Но этот бал мы устроим только для друзей…
— И для семьи, — добавила Луиза.
— Значит, — задумчиво продолжала Онория, — можно будет сделать это в ближайшее время.
Близнецы бросали умоляющие взгляды то на мать, то на Онорию, а те сидели с непроницаемыми лицами.
— А нас пригласят? — заныли они.
Онория посмотрела на них с напускным удивлением.
— Боже милостивый! Сначала причешите как следует свои волосы.
Луиза рассмеялась. Девочки надулись, а
— Мы обещаем, что будем одеты и причесаны очень аккуратно.
— Мы будем самыми благовоспитанными девочками.
— И у нас так много кузенов, что вам и партнеров не нужно будет нам искать.
Глядя на их горящие глаза, Онория представляла, какое впечатление произведут на близнецов их великолепные кузены в бальном зале да при полном параде. Заметив ее сомнения, девочки напустили на себя такой жалобный вид, что она расхохоталась.
— Разумеется, вас пригласят. — Она перевела взгляд с одного восторженного личика на другое. — Но пойдете вы на бал или нет, будет решать ваша мама.
Взоры девочек устремились на Луизу. Несмотря на добрую улыбку, голос Луизы звучал строго:
— Сначала я должна поговорить с вашим отцом. Но, учитывая, что в этом сезоне состоится ваш первый выход в свет, «домашний бал», особенно у герцогов Сент-Ивз, будет прекрасным началом вашей новой жизни.
Окрыленные надеждой, близнецы просияли и тут же стали теребить мать по поводу своих бальных платьев. Оставив их в весьма возбужденном состоянии, Онория отправилась к леди Коулберн, чтобы отобедать с ней в окружении целой толпы молодых дам. Те требовали устроить бал и не желали принимать никаких отговорок новоиспеченной герцогини. Как только стало известно, что Девил в городе, в глазах многих загорелся огонек: теперь он не вольный повеса, а женатый человек, и с ним не так страшно завести интрижку.
Безмятежно улыбаясь, Онория думала о том, что неплохо бы поставить на мужа тавро (или татуировку?) — на лоб и на другую важную часть тела. И пусть скучающие светские дамы ищут развлечений в другом месте — Девил принадлежит только ей. Онория с трудом удерживалась от желания заявить это публично.
Когда она села в карету и отправилась в обратный путь, на Гросвенор-сквер, ревность разыгралась вовсю. Ее потрясла неистовая сила этого чувства, но его источник был очевиден. В светском обществе мужа потерять легко.
Такие мысли не посещали Онорию давно — с той самой ночи, когда Девил во время бури зашел к ней в спальню. Несмотря на все свои страхи, несмотря на то что Слиго и старший конюх разделяли ее подозрения, больше ничего ужасного не происходило. И теперь казалось, что Девил был прав: никто не портил ось фаэтона — произошел несчастный случай.
Пристально глядя в окно кареты, Онория почувствовала неожиданный прилив сил и решимости. Она удивилась, но приняла это как должное. Уж слишком часто ей говорили, что сама судьба благословила их с Девилом брак.
Значит, она никому его не отдаст.
Девил пообедал с друзьями, потом зашел в клуб. Шел третий день его пребывания в столице. Несмотря на присутствие жены, он постепенно возвращался к прежнему удобному распорядку жизни.
— Единственная разница состоит в
Уэйн ухмыльнулся и, взяв кузена под локоть, указал на два пустых кресла. Девил развернул газету и уставился в нее невидящим взглядом. Он думал о своей упрямице жене. И как его угораздило жениться на женщине, которую невозможно запугать или принудить к чему-либо силой?! Такие попадаются один раз на миллион. Конечно, в дело вмешалась судьба. Ему оставалось одно: надеяться, что судьба подскажет, как справляться с женой, не разрушая той хрупкой связи, которая начала устанавливаться между ними.
Эта связь совершенно необычна, уникальна — по крайней мере для него лично. Ее невозможно объяснить словами, но она настолько драгоценна, что рисковать нельзя.
Онорией тоже нельзя рисковать. Никоим образом.
Девил нахмурился. И чем у него забита голова?
Через некоторое время, расставшись с Уэйном, Девил отправился домой. Уже вечерело. Он пересек Пиккадилли и свернул на Беркли-стрит.
— Эй! Сильвестр!
Девил остановился, дожидаясь, пока к нему подойдет Чарльз. Он жил недалеко от Гросвенор-сквер — на Дьюк-стрит.
— А ты не изменяешь старым привычкам, насколько я понимаю. По-прежнему ищешь развлечений?
— Ты прав, — улыбнулся Девил.
— Странно. Я думал, ты пробудешь в Лестершире дольше. Говорят, там сейчас много дичи.
— В этом году я не ездил в Лодж. — Лодж-Мэнор был герцогским заповедником. — В Сомершеме я несколько раз охотился с собаками, но не слишком удачно.
Вид у Чарльза был весьма озадаченный.
— Как поживает тетя Хелен?
— Прекрасно. — Девил искоса взглянул на него и скривил губы. — Что охота? У меня есть другие развлечения.
— О?
— Я недавно женился, ты помнишь? Чарльз поднял брови.
— Я не думал, что женитьба что-то изменит в твоем образе жизни.
Девил решил промолчать. Они обогнули Беркли-сквер и вошли в переулок, который вел в Хейз-Мьюз.
— Онория, очевидно, осталась в Сомершеме?
— Нет. — Девил нахмурился. — Она здесь, со мной.
— Неужели? — Растерянно моргая, Чарльз пробормотал: — Не забыть бы нанести ей визит и засвидетельствовать свое почтение.
Девил кивнул. Ему не хотелось подвергать Онорию такому испытанию: общение с Чарльзом вряд ли доставит ей радость. Он прекрасно знал, как его кузены относятся к Чарльзу, но сам всегда старался проявлять терпимость.
Они остановились на углу Гросвенор-сквер. До дверей особняка Сент-Ивз было рукой подать. Чарльз вдруг резко повернулся к Девилу.
— Не хотелось бы затрагивать такую деликатную тему, но я чувствую, что обязан высказаться.
Девил холодно взглянул на него, выгнул брови и призвал на помощь все свое терпение.
— Ты поступил жестоко, взяв с собой Онорию. Здесь, в Лондоне, ей придется мириться с твоими многочисленными интрижками. И это через несколько месяцев после свадьбы! Она еще не знакома со светской жизнью, но, я уверен, быстро разберется что к чему. Онория очень умна и, конечно, поймет, что ты с легкостью одариваешь женщин своим вниманием. Жены остро реагируют на такие вещи. Лучше бы она осталась в Сомершеме и не страдала.