Невеста Франкенштейна
Шрифт:
Мой друг, с аппетитом принявшийся за завтрак, ответил:
— Я прощу прощения у миссис Доуни за столь ранний визит. Мы очень признательны вам за доброту. К сожалению, новость, которую мне придется сообщить, довольно неприятна.
— Лучше сразу рассказать, что произошло, Хьюго, — заметил я.
Он посмотрел на миссис Фрейзер, встревоженно и недоуменно поднявшую брови, и на Корделию, стоявшую рядом с его женой.
— Как я понимаю, на Чейни-Уолктворится что-то не ладное, — проговорила Корделия.
При этих ее словах брови миссис Фрейзер поднялись еще выше. Люси повернулась к ней и сказала:
— Мы покинули этот дом.
— Спешно покинули, как я понимаю, — заметил
Люси вновь поднялась и встала у камина. Глаза ее блестели, и все тело ее напряглось от негодования. Не разделяя сомнений Хьюго, который не мог решить, какие вопросы можно, а какие нельзя обсуждать в присутствии дам, она страстно воскликнула:
— Эта женщина… эта актриса… Клементи… явилась вчера в полночь! Ты прав был, Джонатан, когда обвинял Виктора в том, что он продолжает за ней ухаживать вместо того, чтобы скорбеть о смерти жены! Но уж о чем никто из нас не мог подумать… О, какой позор! Как все это омерзительно! Элизабет… еще свежа ее могила! Я сказала Хьюго, что больше не могу там оставаться…
И Корделия опять осторожно усадила ее в кресло и постаралась успокоить.
Когда Люси затихла, Хьюго продолжил рассказывать.
— Позвольте мне объяснить, почему мы не могли долее оставаться на Чейни-Уолк. Эта женщина, Клементи, приехала, как и сказала Люси, вчера ночью в экипаже, прямо со сцены, в своем золотом платье, с раскрашенным лицом, прямо как… в общем, я не буду произносить здесь этого слова… Мы с Люси удалились в свою комнату, но вскоре вышли, потому что зазвонил звонок… Поскольку было уже очень поздно, меня встревожил этот визит. Пойми, Джонатан, после всего, что ты перед этим рассказывал… Она влетела в этом своем наряде и, разрыдавшись, упала в холле. Виктор, появившийся из кабинета, как будто обезумел. Он схватил ее в объятия и стал говорить (сама-то она, конечно, ничего не могла сказать), что за ней постоянно следит какой-то грубый, страшный человек и что он пугает ее и угрожает убийством. Виктор клялся, что обрушит гром и молнии на голову этого предполагаемого преследователя, в результате чего она вцепилась в него, так и не дав ни подтверждения, ни отрицания его словам, объяснявшим причину ее появления в доме. Тогда там же, в холле, прямо на глазах у меня и у Люси, он обнял ее, и она тоже обвила его руками, заявил, что любит ее, и поклялся жениться на ней. И все это время она не отпускала Виктора. Повернув к нему свое раскрашенное лицо и прижавшись к нему всем телом, она выслушивала его уговоры. Мы же стояли там, смотрели на все это и не знали, как нам себя вести. Не обращая на нас внимания, он ласково увлек ее в свой кабинет и закрыл дверь. Мы лишь услышали, как он повернул ключ в замке.
— Он захлопнул дверь прямо у нас перед носом, не сказав ни слова! — воскликнула Люси. — Мы бы уехали сразу, да только было уже слишком поздно, холодно и темно. Нам пришлось там ночевать! Но рано утром мы поднялись, упаковали вещи и уехали. Ни Виктора, ни эту женщину мы больше не видели.
— Когда мы уходили, дверь кабинета была открыта, — сообщил Хьюго. — Там никого не было. Я подумал, что мы не можем вот так уехать из Лондона, не зайдя к тебе и не рассказав о положении дел. Вчера твой спор с Виктором меня очень встревожил и удивил. Но после всего, что я увидел, я непрестанно задаю себе вопрос: что же мне теперь думать о Викторе Франкенштейне? Да и что все мы теперь должны думать о нем? Я очень сожалею, миссис Доуни, что принес столь неприятные известия в ваш дом.
— Хорошо, что вы ушли из этого ужасного места, — сказала Корделия. — Джонатан как раз собирался сообщить властям все, что ему известно о том уродливом человеке, которого он видел вчера. Вы еще не знаете, что, уйдя от вас, он увидел, как тот перелезал через забор у дома мистера Франкенштейна. Джонатан храбро последовал за ним прямо в его логово и стал его там расспрашивать.
— Да, я бы на такое не отважился, — сказал Хьюго. — И что же он рассказал?
— Бедняга слаб на голову, и его трудно понять, — сказал я. — Однако он знает имя Франкенштейна, и у меня сложилось впечатление, что тот чем-то сильно его обидел. Как и ты, я не знаю, что обо всем этом думать.
Пока я говорил, раздался еще один звонок в дверь, и миссис Фрейзер, которая на протяжении всего разговора сидела и с изумлением нас слушала, вскочила на ноги и бросилась сама открывать дверь, несомненно, предвидя новые неожиданности, которые действительно не заставили себя долго ждать, ибо ее почти что затолкнула обратно в комнату решительная миссис Джакоби, как торнадо влетевшая в дверь. За ней следовал Габриэль Мортимер, на этот раз расфуфыренный менее обыкновенного и довольно мрачный.
— Мария… вы ее видели? — потребовала у меня отчета миссис Джакоби.
— Что? — поднимаясь, вскричала Корделия. — Кто вы такая? Почему вы сюда пожаловали?
— Это миссис Джакоби, компаньонка мисс Клементи, и мистер Мортимер, ее импресарио, — объяснил я. — Мистер Мортимер, миссис Джакоби, эта леди по праву спрашивает вас, почему вы явились сюда без приглашения, да еще в такой час. Уж не думаете ли вы, что я прячу мисс Клементи у себя под кроватью?
Должен сознаться, что в этот момент я больше думал о том, как бы рассеять все подозрения Корделии насчет того, что я и впрямь скрываю певицу у себя.
Миссис Джакоби ответила на мой вопрос очень взволнованно:
— Конечно же, я не думала, что она может быть здесь. Но я полагала, что она может быть у Франкенштейна. Он же ваш друг!
— И что ж из того, миссис Джакоби? — спросила Корделия.
— Разыскиваемая вами дама, скорее всего, у Франкенштейна. По крайней мере, была там вчера вечером, — вмешался Хьюго.
— Ну вот, — раздосадованно сказала миссис Джакоби. — Именно так я и думала. Я же тебе говорила, Габриэль. — Она обернулась ко мне: — Вы не могли бы сходить к нему? — спросила она. — Попросите его отпустить Марию.
Однако Хьюго на это заметил:
— Она пришла туда по доброй воле. Мы с женой не вольно оказались свидетелями этой сцены. Она появилась вчера ночью, в том же платье, в каком выступала только что на сцене. Была очень возбуждена и, как нам показалось, просила пристанища. Которое, — грустно добавил он, — и было ей предоставлено.
— Ну и злодей! — воскликнул Мортимер. — Что ему от нее нужно?
— А что вам от нее нужно? — раздался чистый голосок Корделии Доуни. — Что вы все, собственно говоря, от нее хотите?
За этим последовала тишина, которую нарушила только миссис Джакоби.
— Сдается мне, вы женщина достойная и здравомыслящая. Мне очень стыдно за наше вторжение, но внезапное исчезновение Марии нас так расстроило. Извините, что мы с мистером Мортимером ворвались сюда в столь ранний час.
— Благодарю за лестные слова в мой адрес и принимаю ваши извинения, — сказала миссис Доуни. — Но они ни сколько не объясняют вашего здесь присутствия.
— Никто, скажу я вам, не знает Марию Клементи так, как я! — страстно воскликнула миссис Джакоби. — Это самое злобное, самое аморальное существо, которое когда-либо ступало на эту землю. Пойдем, Габриэль. Мы напрасно сюда пришли. Мария ушла к Франкенштейну. Разве я не говорила тебе, что ее никто не похищал? Мистер Гуделл не может нам ничем помочь. Мы должны ехать на Чейни-Уолк и сами все уладить.