Невеста герцога

Куин Джулия

— Я согласна, — сказала она.

Он улыбнулся, едва заметно, как будто более сильное выражение эмоций могло вызвать у него головокружение.

— Так я и думал. — Он выдержал короткую паузу и добавил: — Кстати, спасибо.

Амелия смутилась, стараясь не показывать, как ей приятно слышать эти слова.

— Не за что.

Его полуулыбка стала чуточку кривой.

— Давно меня никто не спасал.

— Полагаю, вы давно не нуждаетесь в спасении. — Амелия откинулась на спинку сиденья, внезапно почувствовав странное спокойствие. Она поверила, когда он сказал, что не имеет привычки напиваться, и была рада этому. У нее было мало

опыта общения с подвыпившими мужчинами, но то, что она видела — чаще всего на балах, когда родители позволяли ей оставаться дольше, чем обычно, — не производило на нее впечатления.

Тем не менее она не могла не радоваться, что видела его в таком состоянии. Он всегда владел ситуацией, всегда сдержанный и уверенный в себе, и не только потому, что был герцогом Уиндемом, уступая по положению лишь горстке людей в Британии. Это было его сущностью, как и властные манеры и холодный ум. Стоило ему появиться в толпе, и люди сами изъявили желание, чтобы он распоряжался ими. Они хотели, чтобы он принимал за них решения, говорил им, что делать.

Джон Донн [1] ошибался. Некоторые люди являлись островами сами по себе. Как герцог Уиндем. Он всегда был таким, с самых ранних ее воспоминаний.

1

Джон Донн (1572–1631) — английский поэт и проповедник.

Не считая того, что на этот раз он нуждался в ней.

Как волнующе!

И самое замечательное, что он осознает это. Конечно, он не просил ее о помощи. Она увидела его в беде, оценила ситуацию и действовала.

Она приняла решение и взяла дело в свои руки.

И ему это понравилось. Он сказал, что ему нравится, как она командует. Это было так приятно, что ей захотелось сжать себя в коротком объятии.

— Почему вы улыбаетесь? — поинтересовался он. — У вас такой довольный вид.

— Вы этого никогда не поймете, — ответила Амелия — без тени горечи. Она не ставила ему в вину его самообладание. Скорее завидовала.

— Это нечестно с вашей стороны, — заметил он с мягким упреком.

— Я сказала это как комплимент, — отозвалась она, зная, что это он тоже не поймет.

Одна из его бровей приподнялась.

— Придется поверить вам на Слово.

— О, я не стала бы лгать насчет комплимента, поскольку не раздаю их направо и налево. Мне кажется, они должны что-то значить.

— Даже когда объект не понимает, что значит комплимент?

Амелия улыбнулась.

— Даже тогда.

Он улыбнулся в ответ, приподнят уголок рта. Но эта улыбка, кривая и едва заметная, была полна юмора и симпатии, и впервые в жизни Амелия Уиллоуби подумала, что брак с герцогом Уиндемом может быть чем-то большим, чем исполнение долга или повышение общественного статуса.

Наверное, это может оказаться весьма приятным делом.

Глава 9

Пожалуй, даже хорошо, размышлял Томас, что в его крови было слишком много алкоголя, чтобы сознавать свое унизительное положение, когда Амелия наткнулась на него на улице. А теперь, когда лишь остатки ночных возлияний болезненно пульсировали у него в висках, он знал, что она уже видела худшее и не убежала прочь с воплями. Собственно, она казалась

вполне довольной, сидя в карете рядом с ним, осыпая его мягкими укорами и закатывая глаза от его реплик.

Эта мысль показалась ему такой забавной, что он бы улыбнулся, если бы карета не подпрыгнула на дороге, тряхнув его мозги так, что они стукнулись бы о стенки черепа, будь такое возможно. Томас не был знатоком анатомии, но подобный сценарий казался более вероятным, чем то, что он почувствовал, словно в окошко кареты влетел молот и врезался в его левый висок.

То, что его правый висок пульсировал так же оглушительно, можно было объяснить только солидарностью.

Он издал стон и крепко ущипнул себя за переносицу, будто одна боль могла притупить другую.

Амелия молчала. Более того, она явно не считала, что должна что-то говорить, чем подтвердила его недавно обретенное убеждение, что она исключительная женщина. Она просто сидела, на удивление безмятежная, учитывая, что он выглядел как покойник и мог в любой момент исторгнуть на нее содержимое своего желудка.

Не говоря уже о его глазе. Прошлым вечером синяк выглядел достаточно скверно, и Томас не представлял, какой оттенок он мог приобрести за ночь.

Он сделал глубокий вздох и открыл глаза, взглянув на Амелию поверх своих пальцев, которые все еще массировали переносицу без всякого результата.

— Болит голова? — вежливо спросила она.

Она ждала, пока он обратит на нее внимание, сообразил Томас.

— Дьявольски.

— У вас есть что-нибудь, что вы могли бы принять? Может, лауданум?

— Боже, нет. — Он чуть не отключился при одной мысли об этом. — Это меня доконает.

— Чай? Кофе?

— Нет, что мне нужно, так это…

Микстура Глэддиша.

Почему Он не подумал об этом раньше?

В то лето, когда им обоим исполнилось восемнадцать. Гарри Глэддиш довел ее до совершенства.

Отец Томаса решил провести сезон в Лондоне, предоставив его самому себе в Белгрейве, и они с Гарри пустились во все тяжкие. Впрочем, в их поведении не было ничего чересчур безнравственного, хотя в то время они считали себя худшими из развратников. После того как он насмотрелся в Лондоне, как молодые люди губят себя, Томас оглядывался на то лето с некоторой иронией. В сравнении с ними они с Гарри были невинными ягнятами. Но даже если так, они пили слишком много и слишком часто, а микстура Глэддиша, принятая утром — с зажатым носом и содроганием, — не раз выручала их. Или как минимум возвращала способность передвигаться достаточно прямо, чтобы добраться до своих постелей, где они могли проспаться.

Он посмотрел на Амелию.

— У вас найдется полчаса?

Она сделала широкий жест.

— Как видите, у меня нашелся целый день.

Томас несколько смутился.

— Ах да. — Он кашлянул. — Жаль, что так вышло. Надеюсь, вам не пришлось отложить важные дела.

— Только посещение модистки и сапожника. — Амелия состроила удрученную гримаску, но было видно, что она шутит. — Боюсь, я останусь разутой и раздетой в эту зиму.

Он поднял палец.

— Одну минуту. — Потянувшись к противоположной стенке кареты, он пару раз стукнул по ней кулаком. Карета тут же остановилась. В обычной ситуации Томас выпрыгнул бы наружу и дал указания кучеру, но, учитывая обстоятельства, его можно было простить за попытку свести свои движения к минимуму. Последнее, что им веем нужно, это чтобы его вывернуло наизнанку прямо в карете.