Невеста герцога
Шрифт:
И пожалуй, не один, решил Томас, опустошив бокал. Наверняка Амелия стоит двух бокалов бренди. Но когда он поднялся, направившись к графину, в холле послышались голоса.
Он различил голос Грейс. Она казалась счастливой.
Счастливой. Томас даже не мог представить себе такое простое, беззаботное состояние.
Ему потребовалось чуть больше времени, чтобы узнать мужской голос, звучавший так, словно его обладатель хотел обольстить Грейс. Это был Одли.
Проклятие.
Грейс увлеклась этим типом. Томас, разумеется, видел, как она краснела
Это казалось худшим из вариантов предательства.
Не в силах удержаться, он направился к двери. Она была слегка приоткрыта — вполне достаточно, чтобы слышать, не будучи видимым.
— Можете называть меня Джеком, — сказал Одли.
Томасу захотелось заткнуть ему глотку.
— Не думаю, — возразила Грейс, но ее голос звучал так, словно она улыбается и не имеет ничего против.
— Только между нами.
— Мм… нет.
— Вы назвали меня так однажды.
— А вот это, — отозвалась Грейс, явно флиртуя, — была ошибка.
Томас шагнул в коридор. Некоторые вещи просто невыносимы.
— Это точно.
Грейс ахнула, уставившись на него с шокированным видом, доставившим ему некоторое удовлетворение.
— Откуда, черт побери, он взялся? — пробормотал Одли.
— Приятный разговор, — протянул Томас. — Как я понимаю, один из многих.
— Вы подслушивали? — поинтересовался Одли. — Какой позор.
Томас решил не обращать на него внимания. Либо так, либо он придушит его, что будет трудно объяснить властям.
— Ваша светлость, — начала Грейс, — я…
О, ради Бога, если она может называть Одли Джеком, то могла бы с таким же успехом обращаться и к нему по имени.
— Меня зовут Томас, если вы забыли, — сказал он. — Вы обращались ко мне по имени гораздо больше, чем один раз.
Взглянув на ее несчастное лицо; он ощутил укол сожаления, но, как только Одли заговорил, подавил его в своей обычной легкомысленной манере.
— Вот как? — произнес он, глядя на Грейс. — В таком случае я настаиваю, чтобы вы называли меня Джеком. — Он повернулся к Томасу. — Это только справедливо.
Томас застыл в неподвижности. Внутри его росло что-то темное и уродливое. Когда Одли говорил, он растягивал слова и беззаботно улыбался, словно все происходящее не имело значения. Это питало тугой узел в животе Томаса и отзывалось жаром в груди.
Одли повернулся к Грейс.
— А я буду звать вас Грейс.
— Только попробуйте, — отрывисто бросил Томас.
Одли приподнял бровь, даже не взглянув на него.
— Он всегда принимает решения за вас?
— Это мой дом, — процедил Томас. Проклятие, он не из тех, кого можно игнорировать.
— Возможно, ненадолго, — обронил Одли.
Это был первый случай, когда он вступил в открытую конфронтацию, и по какой-то причине Томас нашел ситуацию забавной. Он посмотрел на Грейс, затем на Одли, и ему вдруг стало ясно, что Одли отчаянно старается заманить ее в свою постель.
— Просто чтоб вы знали, —
Одли напрягся, затем вздернул подбородок. Отличный удар, подумал Томас, в самое яблочко.
— На что вы намекаете?
Томас пожал плечами.
— Думаю, вы догадались.
— Томас, — попыталась вмешаться Грейс, напомнив ему о горечи, которую он испытывал по отношению к ней.
— О, я опять Томас?
Тут Одли повернулся к Грейс в своей обычной шутовской манере и заявил:
— Мне кажется, он неравнодушен к вам, мисс Эверсли.
— Не будьте смешным, — отмахнулась Грейс.
А почему бы и нет? — подумал Томас. Почему бы ему не увлечься Грейс? Это было бы проще, чем терзаться от внезапно вспыхнувшей страсти к Амелии. В любом случае его позабавило, что Одли думает, будто он влюблен в Грейс.
Он скрестил руки на груди и уставился на своего кузена с видом превосходства.
Одли вызывающе улыбнулся.
— Мне не хотелось бы отвлекать вас от ваших обязанностей.
— А так обязанности мои?
— Ваши, пока дом принадлежит вам.
— Это не просто дом, Одли.
— По-вашему, я этого не понимаю? — В глазах Одли что-то мелькнуло, какая-то совершенно несвойственная ему эмоция. Это страх, с изумлением понял Томас. Одли был в ужасе от перспективы обретения титула.
И правильно, черт побери!
Впервые Томас ощутил проблеск уважения к своему незваному кузену. Если у него хватает ума бояться…
Что ж, по крайней мере это означало, что Одли не полный болван.
— Прошу извинить меня, — сказал Томас, почувствовав, что нетвердо стоит на ногах. Конечно сказался выпитый бренди, но и стычка с Одли. Никто из них больше не был самим собой: ни Грейс, ни Одли, ни, в особенности, он сам.
Он развернулся на каблуках и скрылся в гостиной, плотно закрыв дверь за собой. Он слышал бы их, если бы они остались в коридоре, но вряд ли они настолько глупы. Они пойдут куда-то, чтобы флиртовать и смеяться. Одли попытается поцеловать Г рейс, возможно, она позволит, и они будут счастливы, по крайней мере сегодня.
Томас опустился в свое кресло и уставился в окно. Почему он не может плакать?
Позже этим вечером Томас сидел в своем кабинете, делая вид, что занимается делами. На самом деле он искал уединения. В последнее время он не слишком наслаждался обществом себе подобных, особенно если это общество состояло исключительно из его бабушки, его новоявленного кузена и Грейс.
На столе лежали раскрытые гроссбухи, страницы которых были заполнены колонками цифр, тщательно вписанными его собственной рукой. Конечно, это было обязанностью управляющего Белгрейва, но Томасу нравилось вести записи самому. Почему-то цифры, внесенные им самим, лучше укладывались в мозгу. Несколько лет назад он пытался отказаться от этой привычки: казалось излишним вести два комплекта записей, — но у него было такое ощущение, что он не сможет видеть лес за деревьями.