Невеста Коупленда
Шрифт:
– Не извиняйся. Пожалуйста, не надо. Это я виноват. Толька я один. Боже, как мне жаль. Поднявшись наверх, я был так рассержен, что умышленно подстрекал тебя к ссоре.
Голос Ноэль звучал еле слышно:
– Я люблю тебя, Куин. Ты для меня важнее всего.
– У меня дьявольский характер, Высочество, но я никак не ожидал, что настанет день, когда я снова обращу его против тебя.
Она откинула голову и печально подняла на него взгляд:
– Куин, я должна тебе кое в чем признаться.
– Судя по выражению твоего лица, мне это вряд ли понравится.
–
Обескураженный Куин отошел и рухнул в одно из ушастых кресел возле камина.
– Не понимаю, как ты можешь любить его после того, как он манипулировал тобой.
– Твой отец – человек, а не Бог, Куин. Он совершает ошибки, как и все мы. Если бы ты смог признать это, то раз и навсегда достиг бы мира с самим собой.
Полено упало за каминной решеткой, выбросив вверх сноп искр.
– Ложись спать, Высочество, – тихо сказал муж. – Я еще немного посижу.
Он все еще размышлял в кресле, когда услышал наконец ее глубокое, равномерное дыхание. Глядя на затухающий огонь, Куин внушал своему телу расслабиться, но безрезультатно. Похоже, ему не удастся уснуть этой ночью. Возможно, стаканчик спиртного поможет. Или два.
Спустившись в переднюю, Куин заметил полоску света, пробивающуюся из-под закрытой двери гостиной. Значит, он не единственный, кому сегодня не спится. Лишь мгновение поколебавшись, он ступил в комнату.
Саймон развалился в кресле спиной к двери с полупустым бокалом в руке. Он разместился в центре комнаты, откуда беспрепятственно мог рассматривать портрет, висящий над камином.
Куин молча наблюдал за отцом. Саймон кутался в вылинявший пейслийский халат, подаренный Амандой на Рождество. Боже, это было больше двадцати лет назад! Забавно, что он все еще помнит этот халат; еще смешнее, что Саймон сохранил его. Саймон прошел к резному венецианскому буфету с большим ассортиментом бутылок с выпивкой и налил себе добротную порцию виски. С другой стороны, ничего веселого.
Саймон салютовал бокалом к портрету и, не взглянув на Куина, сказал:
– Она была красавицей, твоя мать. Может, не в общепринятом смысле, но по-своему неотразима.
Куин опустился на софу и вытянул вперед длинные ноги, потягивая свою выпивку, словно был в комнате один.
Одним махом Саймон осушил бокал и встал, чтобы снова наполнить.
– Странно, но законный брак не имел для нее особого значения. Условности не обременяли ее. Да, она ходила в церковь по воскресеньям, но лишь по моему настоянию. Религия ее не интересовала, – он закупорил бутылку и побрел обратно к своему креслу. – В своем сердце она стала моей женой в тот день, когда я купил ее у Картера Слэйда, и никогда не думала обо мне иначе, как о своем муже. Она обычно смеялась надо мной, когда я заговаривал об этом. Чертовка! Так никогда и не поняла,
– Почему, Саймон? – раздался бесстрастный голос Куина. – Почему ты не женился на ней, когда был должен?
– Предрассудки, – наконец-то произнесенное слово повисло между ними в притихшей комнате.
– Слепое, дурацкое предубеждение. Какая-то крошечная часть меня не хотела жену с индейской кровью. Слышал ли ты в свое жизни что-нибудь такое же дьявольски запутанное и печальное? Капля крови твоей матери была дороже всех моих вместе взятых!
Впервые со дня смерти Аманды, тугой узел ненависти внутри Куина ослаб. Возможно, из-за прямодушия Саймона. Слова Ноэль вспомнились так ясно, будто она стояла за его плечом. «Твой отец – человек, а не Бог, Куин. Он совершает ошибки, как и все мы».
Саймон продолжал говорить, не сводя глаз с портрета.
– Конечно, когда родился ты, я понял, до чего глупо себя повел. Но было уже поздновато, ведь правда? Даже если бы я увез Аманду далеко от Кейп Кросс, чтобы пожениться, всегда оставался шанс, что кто-то проведает правду. Упаси Боже, чтобы люди узнали правду о Саймоне Коупленде! Узнали, что его единственный сын ублюдок, а жена – и не жена ему вовсе. Я решил, что гораздо целесообразнее – это стало моим излюбленным словом, – решил, что гораздо целесообразней ничего не предпринимать. Вот что я сделал – ничего.
Куин наклонился вперед, в его позе не осталось и следа былой ленности. Он должен был спросить своего отца, почему он все-таки женился на ней в самом конце, когда мать умирала. Но даже не успев задать вопрос, он уже знал верный ответ, словно заглянул в собственное сердце. Саймон не мог смириться с тем, что Аманда умрет, так и не став его женой.
В комнате воцарилась тишина, каждый погрузился в свои раздумья. Куин первым нарушил молчание.
– Надеюсь, Кристофер не будет судить меня так жестоко, как я тебя.
– Ах, нет, не стоит, мой мальчик! – воскликнул Саймон, встревоженный неожиданной мягкостью в словах сына. – Не прощай меня. Твоя ненависть – единственное, на что я всегда мог рассчитывать. Слишком резкие перемены вредны для человека моего возраста.
Куин расхохотался. Виски это повлияло, или слова Саймона – он не знал, но что-то помогло ему расслабиться. Наконец он опомнился, понимая, что должен сказать нечто большее.
– Я был несправедлив, Саймон. Мне не следовало осуждать тебя все эти годы.
Саймон почувствовал, как внутри него разрастается счастье. Он отпил глоток и прочистил горло.
– То судно, которое ты строишь, сынок. Уверен, ты не просчитаешься. Сколько, по-твоему, узлов этот корабль сможет дать?
Разговор переключился на действительно важные темы…
На следующее утро Ноэль и Констанс встретились в коридоре.
– Ты не знаешь где…?
– А Куин не… ?
Они видели тревогу в глазах друг друга.
– О, дорогая, – Констанс наконец справилась с собой, стянув кружевной зеленый пеньюар на талии. – Не думаешь ли ты…?