Невеста Крылатого Змея
Шрифт:
— Балуют тебя родичи, не годно так. Погоди-погоди, вот Мирончик родится, его пуще будут ласкать, а ты в няньки пойдешь.
Тут и Леда вступилась, не выдержала:
— Не стращала бы ты девочку зря. Сама знаешь, Радуня всех деточек будет крепко любить, а уж Михей в дочке души не чает. Кажется, и Луну с неба достал бы для своей «медведушки». А и ты, Аринка, запоминай — малышу больше заботы надобно, матушке некогда тебя баловать, ты уже большенькая. К нам будешь приезжать, у нас Котик ласковый, ты бы с ним помирилась.
— Не буду мириться! Он меня плаксой зовет!
— Не хнычь и не будет звать. Котик у нас добренький и детки для него завсегда в радость.
— «Волосики-лес» хочу…
— Поиграла бы ты с ней, Арлета, да спать увела. Поздний час уже. Слышите, как соловушки в черемухе распелись…
Ненадолго заслушались все, несло из окна майской прохладой, томили душу соловьиные трели. Скоро Годар придет, заберет свою Брусничнику, отнесет в спаленку на верху. Пора будет и Радмиру ложиться. Хотя долго, пожалуй, с Котом еще будут степенно беседовать — рассуждать перед сном о том о сем. Ох, смышлен сынок не по летам, что-то дальше будет…
Арлета между тем сжалилась над любимой внучкой, разыграла старинный ребячий приговор. Сначала взъерошила кудряшки, потом погладила пальцами лобик, за нос потянула…
— Волосики-лес, Лобик — поляна, Носик — горка, Ротик — ямка.Потом Арлета ладонь ниже перевела и все-то с поговорочкой:
— Это — грудь. Это — живот. А там… барыня живет…Защекотали узловатые пальцы по голым коленкам, заверещала, забрыкалась Аринушка. Засмеялась и бабушка:
— Будет, будет баловаться тебе, пора и честь знать!
Девочка прежде Змеицы забежала на лесенку, что вела наверх, сама же Арлета ступала медленно, основательно утверждала ногу на каждую ступень. Тяжела стала с годами.
На другое утро Леда отпросилась у мужа съездить на лесную заимку, навестить Радунюшку. Арлета осталась в Гнездовье присмотреть за детьми, хотя и рвалось сердце материнское к дочери, а все же окорачивала себя, потому как не брал Арлету мир с Михеевой матушкой. И напрасное дело, ведь Болотная бабка Радуню очень полюбила, сама готова была с невестки пылинки сдувать, во все дела в медвежьем терему совалась, предлагала помощь, а чаще всего добрым советом, да «знающим» словцом. И даже сынка не жалела за ради невестки. Часто ли так бывает…
Вот и в этот раз, едва Леда порог их терема переступила, сразу заметила, что Михей лицом сер и губы едва ли не в кровь искусаны.
— Маешься, поди, опять?
— Так ведь есть ради чего, лишь бы соловушке моей полегчало… Только что-то сынок не торопится на сей раз. Мать сказала, недолго уже, в бане они, скоро, поди, все разрешится.
— Овин-то открыл? Растворил ли все погреба?
— Сам знаю, не маленький…
— Ну, терпи, терпи, раз такая твоя доля!
Леда тихонько про себя посмеивалась. Еще с первых родин подруги проведала, что Лесная Бабка невестушку молоденькую пожалела, сделала наговор, чтобы заместо роженицы ее муж страдал. Оказывается, и так можно, ежели уметь. Михей даже не спорил за ради любимой «ладушки», уж не знала Леда, какие такие хворобы мужика донимали, но Радунюшка и впрямь мало мучилась. А, может, то Аринка — кудрявая рябинка, спешила на свет белый поглядеть, чуяла, что вся родня ее ждет, как из печки пирожка.
Пожалела Леда старого приятеля и пошла на огород к баньке, встала за дверьми да прислушалась к бубнящему старческому шепоту: — Вода-водица!
Вода — царица! Вода — благодарица! Как течешь, омываешь Красные бережки, Желтые лесочки, Перья и коренья, Белые каменья, Смой с моей невестушки Все болести-хворести…А потом вдруг раздался тоненький детский вскрик и недовольное хныканье следом. Леда прижалась лбом к сухим доскам двери, лила слезы из прикрытых глаз, про себя благодарила кого-то Незримого за рождение новой жизни. И неважно было кого… просто рвалась из сердца благодарная радость, хотелось весь мир ею охватить. Все кто слышат сейчас, все кто видят и знают, спасибо вам… Миронушка у нас народился… Мирон Михеевич — Медвежий сынок.
Чуть погодя, успокоившись, Княгиня решилась таки приоткрыть дверь:
— Помощь вам не нужна?
Старуха только зыркнула неприветливо, мол, уйди, не мешай. Сама правила младенчика на мокром полке, разминала ручки, ножки, гладила животик, «лепила» головушку и все-то с наговорами, с добрыми пожеланьями, тайное дело творила — всего-то несколько причетов, а на весь век «человечку» может хватить:
— В ножки топтунюшки, В ручки — хватунюшки, В голову — умок, А в роток — говорок. Спи по дням, Рости по часам.А еще Бабка за носишко крохотный потянула:
— Не будь курнос, не будь курнос и спи крепко!Леда шустро вернулась к избе, обняла за плечи сидевшего на крыльце Михея, стерла платочком испарину с побелевшего лба мужчины:
— Поздравляю с сыночком, Михей Потапыч! Не зря, знать, тосковал-маялся…
— А то!
— Люльку-то приготовил? Очеп гладко остругал или в коре оставил, чтобы не часто новые ребятишки заводились?
— Типун тебе на язык! Дуреха ты, хоть и Княгинюшка наша! Я деточек еще много хочу, выстругал шест глаже некуда, пусть сыпятся малыши как морошка из лукошка. И Радуня не против совсем… Аринушка-то как там у вас, не заскучала с вредной «змеиной» бабушкой?
— С Арлетой они завсегда дружно живут. С Котиком цапается дочурка твоя, только ему же все нипочем, он славный у нас, ребятню терпит.
— Игрушки вырезал для Мурлыки-сказочника, захватить не забудь. Мышки на колесиках чудные получились… еще, небось, и детишек потешат.
— Это ты ладно придумал.
— Пойду, гляну сынка, можно уже, поди. Ой, неужто дождался радости!
Вздохнул тяжело, плечи расправил едва не со скрипом, ничего-ничего, зато Радунюшка завтра уже будет на ногах, можно Аринку домой везти, казать братика. С легким сердцем возвращалась Леда в Гнездовье, теперь черед Радсея встречать, он ребятишек сильно любит, рад будет новой родне. Все хорошо.
Лето красное Гори-гори ясно, чтобы не погасло, Птички летят, колокольчики звенят!На лесной заимке, надежно сокрытая от чужих глаз, раскинулась богатая усадебка. Из единой прежде избы разросся высокий терем с расписной крышею, а чуть поодаль за яблоньками-дичками устроен был хлев со скотом. Огородишко опять же рядом, а посреди него банька ладная. И поближе к небольшому лужку стояло с десяток добрых ульев. Крепкий хозяин жил, по всему видать.