Невеста мафии
Шрифт:
Вода продолжала поступать в салон, медленно, но упрямо поднималась над уровнем пола. Я разложил сиденья, забрался на них с ногами. Готовясь к срочной эвакуации, упаковал в рюкзак все разбросанные по салону вещи.
Тьма вокруг машины сгустилась до угольной черноты, а потом вдруг распалась под вспышкой молнии, когтистой лапой прочертившей небо сверху донизу.
Скоро я заметил: чем сильней грохочет гроза, тем слабей льет дождь. А потом все и вовсе стихло. Вода перестала заливать машину, и я уже решил, что все худшее позади, когда ливень ударил с еще большим ожесточением. Вода наполнила салон до уровня порожков, но на этом не остановилась.
Но мои надежды не оправдались. Я повернул руль влево. Это, по логике управления судном, должно было увести машину вправо, но ее потянуло вниз по склону, и в какой-то момент я решил, что нас уносит в реку. На случай бегства у меня все уже было готово. Заглушив двигатель, я взял рюкзак и выскочил из машины в шумно струящуюся тьму. И в это самое время мотор заглох.
По пояс в воде я кое-как форсировал ставшую рекой дорогу и выбрался на хлюпающую под ногами траву. Машина потерялась во мгле, зато я смог разглядеть чернеющий в темноте прямоугольник. Это был мой промокший насквозь ковер. Я сел на него, и он радостно чавкнул, приветствуя меня.
С машиной я прощаться не стал. Завтра или послезавтра – в общем, после того как закончится дождь, я спущусь к реке и, может быть, в камышовых зарослях отыщу выглядывающую из воды крышу моей героической «Тойоты». Возможно, я даже позволю себе такую роскошь, как выстрелить вверх из пистолета, чтобы воздать ей прощальные почести. Но до этого дня еще нужно было дожить. Дождь продолжал свою беснующуюся пляску, заливая меня водой и холодом.
Какое-то время плащ держал влагу, но в конце концов потек и он. Я промок и продрог до самых костей, проклиная своих врагов, которые достали меня и здесь, в этой заповедной таежной глуши. Если дождь – проклятье, охраняющее их золотые копи, то, значит, цель моя где-то рядом. В это сейчас я еще мог поверить, но меня душили сомнения в том, что я смогу добраться до Пальмира, который в эту ночь казался мне фигурой мистической и мифической одновременно.
Дождь лил всю ночь, а к утру только усилился. Но в предрассветных сумерках, за ливневой завесой я различил вдруг силуэты своей железной старушки. Моя машина стояла в стороне от залитой водой дороги, на совершенно сухом месте. Трясущейся рукой я нащупал в кармане ключи от нее, которые с отчаяния чуть не выбросил в холодную хлябь. Забыв о больных ногах, подхватив с земли тяжеленный и чмокающий водой рюкзак, с восторгом сбежавшего из тюрьмы узника я бросился к своей родной и такой милой сердцу «японке».
Забравшись в машину, я первым делом сунул ключ в замок зажигания, с замиранием провернул его. Стартер тихонько хрюкнул и запустил двигатель. Никогда я еще с таким упоением не слушал шум работающего мотора.
Двигатель прогрелся, и в салон стал поступать теплый воздух. Даже в бане я не испытывал столь ярко выраженного термального удовольствия. Я разделся догола, наслаждаясь жаром автомобильной печки. На водительское кресло лег, а на спинке пассажирского развесил одежду, на заднем сиденье разложил содержимое своего рюкзака…
Я вскипятил чай, позавтракал сухой кашей и, разомлев
Разбудил меня шум тракторного мотора. Я даже видел, как бульдозер важно проплывает мимо, волнами разгоняя грязную жижу. Сейчас он остановится и возьмет мою машину на буксир, и тогда мы будем вместе месить дорожную грязь. А если не остановится?
В ужасе, в липком каком-то поту я открыл глаза, вскочил с кресла, дикими глазами глядя на дорогу. Но никакого бульдозера не увидел. Звук работающего двигателя слышал, но это шептал на холостом ходу мой движок.
От включенной печки в салоне было жарко, а от испарений – душно. Этим и объяснялся мой липкий пот на горячем, как мне показалось, лбу. По той же причине меня хватил и озноб. Ничего, сейчас попью чаю, и мне станет легче. Воды в пятилитровой бутылке оставалось всего на три-четыре кружки кипятка. Можно было сходить к реке: дождь уже закончился. Но на свежем воздухе холодно, зябко, и я решил пополнить запасы воды в следующий раз. Тем более что сейчас мне очень хотелось спать.
Я вскипятил воду, бросил в кружку уже побывавший в употреблении пакетик чая – для экономии. Кипяток согрел меня изнутри, снял озноб, и, скрутившись калачиком на разложенном кресле, я снова уснул.
Ночью меня снова разбудил шум трактора. Я видел, как мечутся по салону лучи автомобильных фар, как люди открывают двери машины. Бровастый мужчина с пышными усами коснулся моего плеча, и я… проснулся.
И снова никакого трактора на дороге, и людей не видно. Могильная тьма вокруг и мертвая тишина – как будто не в машине я, а в гробу. Не слышно, как работает двигатель… Все правильно, в баке закончился бензин. Но ничего страшного, в багажнике целых две канистры, сейчас поднимусь, наполню бак.
Но выйти из машины не позволила болезненная слабость. Она навалилась на меня, вызвав ломоту в суставах, прижала к креслу. А изнутри меня всколыхнул горячечный озноб. Я натянул на рубашку высохший шерстяной свитер, плотно закутался в плащ. Это согрело меня настолько, что нежелание двигаться пересилило потребность в жаркой автомобильной печке.
Было уже светло, когда в горячечном тумане я увидел длинноносый «сто пятьдесят седьмой» «ЗИЛ» с очень высоким клиренсом и укороченной будкой за деревянными бортами. От грузовика ко мне шли люди в брезентовках с поднятыми капюшонами, заглядывали в мою машину, трясли меня. Но я не реагировал, потому как понимал, что все это – плод охваченного жаром воображения. Я слышал, как люди переговариваются друг с другом, но слов не разбирал, потому как их голоса звучали в моей голове сплошным гулом. Да и незачем знать, о чем они говорят, все равно это бред. Меня вытащили из машины, посадили в кабину грузовика. Я слышал, как хлопнула дверь, на этом весь мой горячечный сон и закончился.
Но в следующий раз я проснулся в какой-то комнатке со стенами из тесаного бревна и потолком, колоритно отделанным древесной корой. Одна стена, правда, была из кирпича, оштукатуренная и побеленная, но я догадался, что это тыльная часть печки. Я мог касаться ее рукой, но и без того чувствовалось тепло. Резной карниз над окошком, занавесочка с узором, стекла блестят чистотой, но, удивительное дело, между рам – целая залежь дохлых комаров. Увы, но были здесь и живые кровососы, правда, жужжали они как-то вяло, без охотничьего задора и не кусались. Может, потому, что в затхлом воздухе сильно пахло свежей хвоей и травяными отварами.