Невеста на уикенд
Шрифт:
– Мы уже два года работает бок о бок.
– Тем более!
– Настя-Настя, – приторно тяжко вздыхает Илья, убирая свою руку. – Я сплю на кровати, а ты, как хочешь. Видишь ли, мне моя спина еще нужна, а после сна на этом диване мой позвоночник рискует высыпаться в трусы, – одаривает меня снисходительной ухмылкой Сокольский и, откинув рубашку на кровать, скрывается за дверью в ванную комнату, демонстративно громко хлопнув.
Буквально доли секунды – и из душевой слышится шум воды, а это означает жирную точку в нашем диалоге.
Отлично. Супер.
Устало присаживаюсь на софу, которую, на самом деле, и диванчиком-то не назвать, и, прижав к сердцу, как родного ребенка, дорогущий шелк нового костюма, пытаюсь смириться со сложившейся ситуацией. В конце концов, Сокольский прав. Я девочка большая и смогу себя контролировать. А он взрослый мальчик, у которого, помимо меня, куча женщин, и в мою сторону, в постельном плане, он, уверена, даже не взглянет. А значит? Значит, что волноваться мне незачем. Соберу всю волю в кулак и как-нибудь переживу его храп на соседней подушке. Хотя нет! Сокольский же человек из высшего общества. Такие не храпят и вообще простые мирские слабости им чужды.
Пока Илья освежался с дороги, я успела развесить весь свой внушительный гардероб, которого явно много для пары дней, и в сотый раз осмотреться вокруг, особенно прилипая взглядом к окнам. Они здесь высокие, как и во всем доме, и занимают всю стену, за которой открывается потрясающий вид на отвесную скалу с плещущимся и бьющимся о скалы морем. Вода пенится и с новой силой накатывает на гору, ударяясь, не в силах покорить этого исполина. Завораживающее зрелище. Особенно когда стоишь в прохладной комнате с кондиционером, прячась от жаркого палящего солнца.
Ну что ж, наверное, все не так плохо и страшно. Приняли, не могу сказать, что сильно радушно, но зато совестью за вранье мучиться точно не буду. Эмма Константиновна – тот еще фрукт. “Девушка” с характером, и уж она потреплет нервишки, даже не сомневаюсь. А вот Сергей Денисович вполне себе приятный мужчина.
– Сокольский, – стучу в дверь ванной комнаты, за которой слышу возню. – Я могу взять твой телефон?
– Загорская, тебе, может, еще пароль от банковской карты сказать? – слышу с той стороны недовольный бубнеж.
– Мне нужно позвонить подруге и сказать, что мы долетели.
– А со своего? – приоткрывается дверь, и показывается Илья.
И зачем я только пронаблюдала путь капельки воды, что с его темной шевелюры упала на грудь, и покатилась все ниже… ниже… и ниже… туда, где крепкий торс заканчивается и…
– Эм… так, – машу головой, сгоняя наваждение, но кажется, мое “любование” незамеченным не осталось.
– Я могу выйти весь, – смеется Сокольский своим рокочущим низким смехом и дергает дверь, – у меня есть еще на что посмотреть, Загорская. – И опять это протяжное и рычащее “р-р-р”.
Ар-р-р-р! Можно уже быстрее закончить эти выходные? Хочу обратно в свою скромную квартирку, где сердце не ухало в пятки и обратно по сотне раз за час!
– Знаешь, я поняла, почему ты все еще не женился, – отворачиваюсь и кидаю ему сдернутое с кровати покрывало.
– Ну-ка,
– Да вас же ни одна женщина не вытерпит, господин большой босс! Такого жадину, вечно занимающегося самолюбованием. У тебя, наверное, по всей квартире зеркала висят, я права? Девицы, наверное, поэтому так часто меняются в твоей постели? Сбегают, бедненькие, – посмеиваюсь, довольная своей колкостью, и приготовилась ловить удар в ответ. В какой-то степени такие пикировки – это уже что-то привычное и неотъемлемое в наших “отношениях”.
Но Илья молчит.
Я не слышу даже его любимого издевательского смешка в ответ. Вообще ни звука. Поэтому даже приходится обернуться и, воровато бросив взгляд на Илью, уловить его задумчивое выражение на лице. Черные глаза Сокольского смотрят не мигая. Пригвождая к месту и едва ли не перетирая в порошок.
– Я не женат, Настя, – чеканя каждое слово, – потому, что, может, я и гад, но у меня тоже есть сердце. – Голос ровный, но кулак, что держит обмотанное вокруг узких бедер покрывало, сжат с такой силой, что костяшки побелели, а чуть выступающие вены на руках вздулись. – Я однажды сделал такую дурость, как предложение. Закончилось это скверно.
Я растеряна.
В ступоре. И даже не знаю, что на это ответить.
Он был влюблен? Хотел жениться?
Да ладно…
И что это за минута откровения? Его так сильно задели мои слова?
– П-п-прости, если… обидела, – морщусь, так как дурных мотивов за душой точно не держала. И вообще, язвительность – моя маска. Мое любимое оружие, чтобы скрыть страх и неуверенность. – Я хотела пошутить… не более.
– Телефон на тумбе, звони, куда нужно. Через пятнадцать минут освобожу тебе ванную, – бросает и уходит, оставив меня все в том же “зависнутом” состоянии.
Кажется, я, сама того не осознавая, задела очень и очень болезненную для Сокольского тему. И будь я чуть смелее, возможно, даже пристала бы с вопросами, но думаю, мое любопытство явно будет неуместным.
Сгребаю мобильник Ильи, выхожу из спальни и спешу на задний дворик, который заприметила по дороге. Торопливо набираю номер Ксю, и уже через пару гудков слышу жизнерадостный возглас подруги на том конце провода:
– Долетала? Ты в раю? – конечно, она сразу поняла, кто ей набирает, потому что предусмотрительная я перед отлетом отправила подруге номер Ильи, чтобы в случае чего мой хладный труп знали, где искать.
Шутка.
– Первое – да, а вот второе, пока не поняла, к чему ближе, – понижаю голос до шепота, – но, скорее, ад.
– Все настолько плохо?
– Да не то, чтобы да, но и нет.
– Так! Настя, хватит говорить загадками, можешь выложить спокойно?
– Не могу, – шиплю в трубку, – здесь в любой момент кто-то может подслушать, единственное, что могу сказать, эта Эмма Константиновна такой невестке совсем не рада. А вот Сергей вроде ничего, – делюсь с подругой, прогуливаясь по дорожке вдоль пальмочек и неожиданно выходя к бассейну, что, кажется, завис на самом краю поляны.