Невеста наместника
Шрифт:
— Ешьте ваш сухарь — вздохнул благородный чеор. И сел на то же бревно, вытянув ноги.
На почтительном расстоянии от мальканки.
Шкипер Янур Текар
Моросило. В трубе выл ветер, в зале у стены дрых рыбак из артели, возле него дощатый стол венчала глиняная кружка. Пустая, скорей всего.
Янур застыл у маленького окна, наблюдая, как по краю бывшего фонтана на площади прогуливается чайка. Туда-сюда. Большая морская белоголовая чайка. Остановится, замрет на долгую минуту, а потом отправляется в обратный путь, покачивая боками. На берегу
Янур Текар так поступить не смог бы: ифленцы на свои корабли малькан не берут.
Еще лет пять назад он летом ходил рыбачить с артелью, но здоровье и прожитые годы все прочней привязывали его к берегу.
Да и семью было страшно оставить. Старший сын дорос до того возраста, когда взрослые не указ, лезет на рожон да задирает вместе с другими подростками ифленскую стражу. Жена стала к зиме часто простужаться. Словом, каждую навигацию находился не один повод остаться дома. Хотя, в артели его помнили, и каждый год неизменно звали к себе.
— Что застыл там, — окликнула Тильва с кухни. Все утро она гремела там посудой — чистила медь, к чему приобщила не только обеих разносчиц и кухарку, но и всех детей. Сейчас помощники отправились отдыхать. — Ждешь кого?
За много лет жена хорошо его изучила. Но сейчас он никого не ждал. Зимние переступы миновали, вроде бы дело шло к весне, так что стоило бы ждать хотя бы тепла… но мелкая морось на улице не предвещала перемен к лучшему.
Янур оторвался от окна. Что же, ждать он действительно никого не ждал. Но кое-чего ему не хватало. Причем, уже довольно давно.
— Помнишь ифленца? — Словно бы нехотя спросил он у жены.
— Это который на днях зубы под столом оставил? Или которому Джарк плащ жидкой грязью залил? Так я плащ отчистила, так что переживать ему не о чем. И мы расстались почти друзьями… он что, приходил? Или я чего-то не знаю? Ох, отправлю я Джарка… да и Нану тоже, к бабкам в деревню. Пусть-ка попробуют там своевольничать…
Жена даже вышла в зал.
Янур покачал головой:
— Да нет. Ты, наверное, не помнишь… появился у нас в начале осени. Из этих… — показал он пальцем в потолок. — Из знатных. Благородный чеор. Ты его тогда еще «черной рукой» назвала…
— А, тот загадочный ифленец, с которым вы каждый раз при встрече бранитесь, как портовые грузчики, а потом ты поишь его за свой счет. Как не помнить…
— Давно не показывался, да?
Тильва всплеснула руками.
— Заскучал по закадычному дружку? Ну, ты даешь, Текар. То ты готов идти с вилами на крепость, ифленскую сволочь бить, то у тебя среди ихней братии вдруг находятся приятели…
— Да какие приятели… что ты, жена. Приятели… Должен я ему. Так должен, что в этой жизни и не расплачусь.
— Ох ты, добрые покровители… ты же сам говорил, что не загрустил бы, если бы все они без исключения, враз повымерли. Что ты такое говоришь, какие долги? Они же воры, убийцы. Ничего ты никому не должен.
— Летом Джарк побитый пришел… помнишь?
— Ну, ты ходил разбираться.
— Да уж… разобрался. Есть вещи… а, ладно. Если б не этот ифленец, Джарк
— Да что ж они за люди такие…
Янур дипломатично не стал продолжать разговор: он-то точно знал, кто был прав тогда, а кто, в компании таких же лоботрясов, только постарше, под командованием мутного, но очень решительно настроенного цехового мастера из Рощиной Слободы, готовил покушение на самого ифленского наместника…
Наместника все равно убили, чуть позже, а может он сам ушел в теплый мир, куда ему и дорога.
Но если бы вместе с облавой на секретную квартиру не явился чеор та Хенвил, возможно, и Джарка и еще парочку таких же бедовых городских пацанов, отправили бы в тюрьму. А то и — старый наместник был суров! — в тот же день расстреляли бы на площади.
А потом, в один из первых осенних дней, ифленец впервые зашел к ним в таверну. Вроде бы — удостовериться, что Янур объяснил своему парню, в чем тот был неправ. Тогда поводом для спора у них стало, что, по мнению Янура, его сын был виновен лишь в том, что попался: никто из нижнего города здоровья наместнику не желал. Чеор та Хенвил считал, что его вина в стремлении нарушить постулаты правовой буллы Ифленской империи.
Если бы вина юноши была доказана, он наверняка был бы казнен вместе с другими заговорщиками. Так — ему грозила тюрьма, а родителям, вероятно, пришлось бы покинуть Тоненг без права возвращения.
Янур до сих пор не знал, что заставило ифленца поверить им и вытащить парня из неприятностей. Но добра он не забывал. И долги старался отдавать.
Впрочем, помнил он не только добро, так что ифленец, повадившийся чуть не через день ужинать в «Каракатице», успел выслушать от Янура немало справедливых упреков и в адрес самого наместника и всего его окружения. Благородный чеор в долгу не оставался, так что любая их встреча быстро перерастала в оживленнейшую беседу.
В день похорон наместника Янур видел его в «Каракатице» в последний раз. С тех пор минул почти месяц. Город потряхивало, словно в ожидании серьезной беды. То там, то тут вспыхивали драки. Ифленская знать носу не казала из Верхнего города, зато усилились на улицах гвардейские патрули.
Джарк дни и ночи не вылезал из своей комнаты, как будто нарочно пытался доказать, что ни в чем не участвует и дурных намерений не имеет. Очень его напугала та облава.
Но мысли старого моряка упорно уплывали за пределы родного дома. Чеор та Хенвил носил титул светлого лорда, а значит, не мог исчезнуть просто так. Значит, или был вынужден стремительно уехать, или все-таки нарвался и теперь хорошо если жив.
Янур не очень интересовался новостями из замка — слышал только, что молодого наместника пытались зарезать, но он вовремя заметил нападавших и сумел позвать на помощь, так что выжил. Выжил и даже вроде бы собрался на ком-то жениться, но невеста еще не прибыла.
Как будто ифленская знать решила просто забыть о Нижнем городе, как будто если выкинуть из головы проблему, то она как-нибудь исчезнет сама.
Как ни печально, а порядок в городе сейчас зависел от этого, безусловно, умного и красивого, но все-таки неискушенного в вопросах управления страной юноши…