Невеста наместника

Караванова Наталья Михайловна

Сводчатый беленый потолок, кованая люстра на десять свечей, стол у окна из тяжелого тильского дуба. Золотой чернильный прибор. Стеллажи с книгами и справочниками, карты на стенах. Три кресла с резными спинками работы известного ифленского мастера. Вот и весь интерьер личного кабинета главы тайной управы.

Когда Шеддерик вошел, Гун-хе, было задремавший на том из кресел, что стояло в стороне от окна, тут же вскочил и замер, вытянув руки вдоль тела. Он не знал наверняка, что Шеддерик та Хенвил будет один и на всякий случай продемонстрировал знание установленного порядка приветствия возможному гостю. И лишь когда дверь за хозяином кабинета закрылась, он

подошел к столу и положил на него несколько конвертов. Гун-хе был из тех людей, что при посторонних считают своим долгом сохранять каменное выражение на лице, но в кругу тех, кого он признавал своими, мог позволить себе расслабиться и выражать эмоции, как все обычные люди. Он даже слегка улыбнулся, когда Шедде жестом предложил ему вернуться в облюбованное кресло.

— Из дома Шевека никого замечено не было. Разве только наняли новичка. Но насколько я знаю, обученную молодежь они пока на улицы не выпустили. И до серьезных дел тем более допустить не могли. Так что тут вы зря беспокоились.

— Хорошо.

— Чеора та Роа имела непродолжительную беседу с вашим братом. Инициатива была ее. При разговоре присутствовали другие дамы. Ваш брат старался держаться корректно и довольно быстро от нее отделался.

— О чем говорили неизвестно?

— Отчего же? О модных украшениях и о магических копиях с известных ювелирных шедевров. Начали разговор, впрочем, с подарка, который она хочет сделать чеору наместнику к свадьбе. Кинрик выслушал, не перебивая, потом вмешалась одна из девушек, что в тот момент были рядом, и попросила у чеоры та Роа адрес ювелира, который делал ей колье. Чеора охотно стала разъяснять, что это не оригинал, а магическая копия, и что с ними работают ювелиры-сианы, которых много на островах, а в Тоненге всего лишь два. Мне продолжать?

— Да, пожалуйста.

— Разговор женщин увлек. Кстати, я раньше не знал, что одно простое украшение может нести в себе память о материале и качествах стольких украшений, сколько в состоянии на него закрепить сиан-ювелир. Я думал — это всегда что-то одно. И что такие копии делаются, чтобы оригинальная ценность не покидала шкатулки, и чтобы исключить риск грабежа. Но, по словам чеоры та Роа, она имеет несколько простых цепочек, помнящих образы драгоценностей, каких у нее никогда не было — например, знаменитых бриллиантов Ифленской императрицы. Ваш брат некоторое время делал вид, что внимательно слушает, потом тактично попрощался и удалился из зала.

— Куда направился?

— В город. Адрес вам известен.

— Понятно. Еще что-нибудь?

— Посол Коанеррета пытался подкупить одного из личных слуг наместника. Парень взял деньги, как инструктировали. Получил информацию и передал мне.

— Что хотел? Покушение? Узнать что-то?

— Постоянный контракт — наблюдение, сбор торговой информации по армейским поставкам. Ничего, что угрожало бы жизни наместника.

— Слуга получает дополнительное жалование? Если нет, распорядись. Будет законное основание втюхивать ретаху Ческену дозированную и полезную для нас информацию. Пусть договорится о цене и начинает работать.

Гун-хе снова хитро улыбнулся:

— Уже сделано.

— Это все?

— Да.

— Хорошо. Действительно, это важно. Кстати. Что-то новое о хозяине Каннеге узнали?

— Достоверно — ничего. Кем был, чем занимался до войны — никто не знает. Самые ранние сведения о нем пятилетней давности, когда он поселился по нынешнему адресу.

— Интересно. Ладно, час поздний, ступай. Завтра увидимся.

И нет бы, обратить внимание на бирюльки чеоры

та Роа. Почему-то Шеддерик решил, что ушлый молодой посол сопредельного княжества важнее. И занялся изучением контрактов, которые этот самый посол несколько часов назад ему настоятельно передал для изучения и скорейшего подписания…

Рэта Темершана Итвена

Торжественный ужин. Теперь Темери знала, что такое торжественный ужин по-ифленски. Это много речей, заздравные тосты в честь наместника. Красиво оформленная, но не особенно вкусная еда, которую жалко пробовать, чтобы не нарушить художественной гармонии на столе. И обязательный небольшой скандал, учиненный с подачи какой-нибудь скучающей знатной дамы.

Сначала она думала, что драка двух юных чеор у ее кресла — вещь редкая и это именно ей так повезло, но оказалось — нет.

Невозмутимый и вездесущий южанин, с которым Темери познакомилась в день приезда в Тоненг, пояснил, что такие события случаются регулярно, и что виной тут больше зимняя скука и общая тревога, разлитая над городом, нежели какая-то особая невезучесть рэты Итвены.

Ужин этот длился, казалось, бесконечно, и заканчиваться не собирался. Темери, свыкнувшись немного со своей декоративной ролью, слегка успокоилась и продолжила наблюдать за людьми и обстановкой.

Благодаря урокам добрейшей нянюшки Эзальты ей не требовалось все внимание уделять манерам и застольным ифленским ритуалам, так что она продолжала потихоньку наблюдать за гостями и пытаться запомнить о них хоть что-то. И зря, наверное. Потому что к концу вечера в голове все основательно перепуталось.

После первого представления хозяин Каннег покинул цитадель, распрощавшись вежливо с чеором Шеддериком и еще несколькими знатными ифленцами, а вот шкипер Янур продолжался почти до конца. По его словам, он мог бы и еще задержаться, но Тильва будет беспокоиться, а это нехорошо. Темери обещала обязательно отправить им весточку, как только будет возможность.

С Кинриком ей поговорить так и не удалось. Да и не хотелось, если честно. Высокомерный, холодный, слишком презрительно настроенный ко всему, что происходит в зале, молодой наместник вызвал скорей желание держаться от него подальше, нежели затевать с ним разговоры.

Если Шеддерик при первой встрече сразу пробудил в ней страх и гнев, то его брат — только вот это ощущение непреодолимой дистанции между ними.

Может быть, это потому что она уже привыкла видеть в ифленцах людей, таких же, как обитатели Побережья. А может просто Кинрик пока еще не дал повода составить о себе мнение — ни хорошее, ни плохое…

Словом, Темери на приеме было тревожно, немного скучно и грустно. И когда Шеддерик та Хенвил сказал, что оказывается, можно уйти и отдохнуть, это вызвало такое облегчение, что она даже сказала об этом вслух…

Когда он решил вдруг проводить Темершану до отведенных ей комнат, скука и грусть сами куда-то ушли, а тревога — осталась, и даже возросла. Именно потому она тянула время, отвлекая чеора та Хенвила от, несомненно, важных, непременно тайных и обязательно срочных дел.

Странно. Если еще совсем недавно Темери была бы рада остаться в безвременье, хотя в монастыре, во времена до появления в ее жизни ифленского наместника и его красноречивого старшего брата, у нее был выбор и была возможность выйти из-под покровов Великой Матери, попробовать начать жизнь набело, хоть прислугой в богатом доме, хоть наставницей или компаньонкой, то сейчас напротив, просто сидеть и ждать чужих решений у нее не было никаких сил.