Невеста наместника
Шрифт:
И почти сразу заснул.
Гун-хе
Ночь для начала весны была довольно теплой, но южанин все равно кутался в меховой плащ. Не так давно он и вовсе готов был покинуть негостеприимный Танеррет и вернуться на родину. Примирило его с мальканской зимой только знакомство с зимой ифленской, промозглой, ветреной, полутемной, да еще и длящейся чуть не полгода.
После всего одной зимовки в городке Рутвере Гун-хе резко передумал и счел Тоненг местом, где можно жить.
Чеор та Манг полностью подтвердил слова компаньонки,
Гун-хе решил запомнить этого сиана и понаблюдать за ним при случае, а пока — он торопился в город. Известный ювелир жил в старой, каменной части Тоненга, неподалеку от цитадели, и что важно — в одном доме с собственной лавкой.
Свет в доме не горел — хотя час еще нельзя было назвать поздним. У входа тускло помаргивал фонарь. Дорогое удовольствие для Тоненга — масляный фонарь у входа, который горит всю ночь. Обычно его гасят, как только хозяин запирает двери. Мало кто здесь может себе такое позволить. Вот на островах — там да. Там ночами светятся даже витрины. И «световые вешки» там вдоль улиц — не редкость, ведь хозяевам есть чем заплатить сианам за это удобство…
Гун-хе помедлил, понимая, что так и так придется будить слуг, а потом и самого хозяина, но все же для начала просто подошел к крыльцу лавочки. Посмотреть.
Вообще, ювелиры — народ осторожный. На входе могут быть ловушки сианов. А внутри — еще и живая, и очень злая собака. На родине Гун-хе там так же на ночь могли быть выпущены ядовитые пауки, а могли быть расставлены и звериные капканы. Но с другой стороны — если гость не будет бить окон и пытаться проникнуть внутрь, просто легонько постучит…
Вряд ли ловушки сработают — а если сработают, будет повод вызвать на допрос ставившего их сиана. Потому что так можно и случайному прохожему навредить.
В общем, подошел Гун-хе к двери лавки со всей возможной осторожностью. Внимательно осмотрел крыльцо, дверную ручку, шнурок колокольчика. На крыльце была легкая наледь — понять по ней, когда тут стоял последний посетитель совершенно невозможно.
Гун-хе все-таки постучал в дверь, а потом и легонько ее потянул к себе. Просто чтобы убедиться, что внутри никого нет и нужно все-таки идти будить хозяев.
Дверь со скрипом подалась вперед, и тут же внутри что-то громко упало, зацокало, и через миг помощника главы тайной управы оглушил тоскливый, всепроникающий собачий вой.
На голом рефлексе Гун-хе отскочил назад, одновременно выхватывая нож, но собака не пожелала покидать помещения. В свете фонаря лишь сверкнули подозрительно красные глаза. И снова разнеслась над улицей собачья тоска.
Пес-сторож!
На его вой мигом должен примчаться и сам ювелир, и все его родственники и соседи. Кто-то — чтобы защитить свое имущество, а кто-то — чтобы
Но никто не появлялся. Очень, очень долго.
Лишь через четверть часа прихромала завернутая в мужской плащ старуха.
Зло посмотрела на Гун-хе, обругала хозяина, что дверь не запер. Потом лихо свистнула, и пес тут же заткнулся.
Гун-хе хотел было окликнуть ее и расспросить, но женщина уже сняла с петли фонарь, распахнула дверь и, придерживая пса за ошейник, вошла внутрь. С лязганьем что-то откатилось с ее пути. Послышался тихий скулеж. Загорелись свечи… а потом вдруг раздался глухой вскрик, и женщина вместе с псом выскочила на улицу. Разглядеть ее лицо Гун-хе не успел, но догадался, что в лавке случилось что-то очень печальное и необратимое. И скорей всего, поговорить с ее хозяином не получится…
Ювелир действительно обнаружился внутри. Он расслабленно сидел в высоком кресле за прилавком, и казалось — спал. Но он не спал. Гун-хе осторожно подошел ближе и обнаружил вероятную причину смерти. Рядом на полу растеклась густая темная лужа. Жидкость стекала с трупа, но кровью не была. Ювелир, очевидно, пил крепкое и дорогое коанерское вино, когда почувствовал недомогание. Опустевший глубокий бронзовый кубок лежал на коленях.
Видимо, яд был медленный. Хозяин успел проводить гостя или гостей, распечатать презент, выпустить собаку… а вот двери закрыть или не успел — или час был еще ранний, и закрываться он не собирался.
Об этом мог говорить и непогашенный фонарь у входа. Это не из-за расточительства он горел — просто погасить было некому.
Гун-хе подумал, что, кажется, ночь будет долгой: в смерти ювелира предстояло разбираться подробно и серьезно.
Вскоре вернулась хромая старуха с собакой и двумя крепкими парнями — дневной охраной ювелира. Гун-хе вздохнул с облегчением: есть и кого опросить, и кого послать в цитадель за помощью. И за чеором та Хенвилом.
Светлый лорд Шеддерик та Хенвил
Подозреваемого увели. Хотя, какой он подозреваемый? Скорей уж соучастник, а был бы поумней — вовсе бы остался в свидетелях.
Этого лысоватого бровастого чеора некогда приблизил к себе светлый лорд Эммегил. Но на удивление, когда сам попал в опалу, его с собой не забрал. Ни в чем противозаконном или хотя бы предосудительном человек этот замечен не был, так что его и не трогали. Люди Гун-хе лишь присматривали за ним на случай, если вдруг окажется, что он продолжает поддерживать связь с прежним кормильцем.
И вот он, наконец, прокололся: так поспешил сообщить Эммегилу, что план сработал, что даже не стал дожидаться окончания приема. Понятное дело, его посланца перехватили, да и сам чеор не ушел от допроса, но знал он не много.
Впрочем, кое-что Шеддерик из него вытряс, и сам удивился новому знанию: не было никакого особого плана. Во всяком случае, за историей с ожерельем стоял кто-то другой, не эммегил. Эммегил же приказал чеору просто приглядывать и сообщить о любом подходящем для атаки моменте.