Невеста страсти
Шрифт:
Алексис встала и с присущей ей грацией легко побежала навстречу гостю. Обхватив его за шею, она воскликнула:
— Уберите от меня этого ужасного Таннера! Я не могу больше с ним оставаться!
Все трое рассмеялись.
— Вы, полагаю, Скотт Хансон? — спросил Таннер, стоя поодаль.
Хансон тут же перестал смеяться. Чуть отодвинув Алексис, он, набычившись, шагнул к Клоду. Тот не двигался.
— А вы, полагаю, тот самый сукин сын, что арестовал Алексис и привел ее к этим ублюдкам: Хоуву, Фартингтону, и — как там его? — какому-то Ричарду.
— Ричарду Грэнджерсу, — уточнил Клод. — Вы забыли Роберта Дэвидсона — еще одного ублюдка.
— Вам лучше знать.
Алексис не дала Клоду
— Мистер Хансон, — спросила она, — откуда вам все это известно?
Хансон залез в карман и, достав оттуда несколько сложенных вчетверо газет, швырнул их к ногам Клода.
— Отсюда, капитан. Вот почему я и опоздал. Из Балтимора, услышав о неприятности, происшедшей с вами, я отправился в Вашингтон и оставался там до тех пор, пока не убедился, что все закончилось относительно благополучно.
— Хансон, перестаньте. — Алексис потянула Скотта за рукав. — Не станете же вы нас сейчас заставлять читать все эти газеты! Лучше расскажите сами, что произошло!
Хансону явно пришлось переступить через себя, чтобы выполнить просьбу Алексис, которая, опустившись на песок, предложила ему сесть рядом. Клод отошел чуть в сторону, явно не желая выказывать особой заинтересованности в разговоре. Покосившись на Клода, Хансон начал рассказ.
— Я несколько раз слышал, как ваше имя упоминалось вместе с именем сенатора. Вот тогда я и подумал, что вы, должно быть, в Вашингтоне. Я понял, что беды не миновать, уже в тот момент, когда его люди, — он ткнул пальцем в сторону Клода, — стали наводить о вас справки. Полагаю, мое сообщение до вас так и не дошло?
— Будьте уверены, она его не получала, — сухо бросил со своего места Клод.
Хансон смерил Таннера уничтожающим взглядом, а затем продолжил:
— Я выяснил, что вы были в Вашингтоне, но уехали несколько недель назад, что в Вашингтон он вас привез для того, чтобы вы просили прощения за какие-то преступления, которых не совершали, у людей, даже не имевших права вас допрашивать.
Беннет Фартингтон пробовал свалить всю вину на Президента, на нашего Малютку Джемми. Военный министр Джемми, Юстис, напрочь отрицал свое участие в этом деле и в нескольких других темных делишках, случившихся ранее. Когда Дэвидсон узнал, что Фартингтон выдал с головой всю компанию, надеясь выгородить себя и Хоува, он покончил с собой — предпочел смерть унижению, через которое должен был бы пройти на суде. Но суд тем не менее состоялся. Он длился несколько дней, и после разбирательства членам суда потребовалось около четырех часов, чтобы вынести вердикт. Заговорщикам придется немало лет провести в тюрьме, но если бы суду были представлены доказательства того, что они имели контакт с британцами, их ждала бы виселица.
Алексис не сразу смогла осознать, что произошло.
— Неужели все кончилось? — удивленно пробормотала она. — Они больше не будут преследовать нас, Клод.
И вдруг ее осенила мысль, от которой Алексис и в самом деле сделалось не по себе. Она схватила газету в руки и начала трясущимися пальцами разворачивать ее.
— Что там сказано о капитане Денти? — хрипло спросила она.
Клод подошел к ней, взял ее за руки, стараясь успокоить.
— Не волнуйся, Алексис, я уже просмотрел газеты. Странная смесь гордости и страха не позволила им признаться в том, что они имели дело с женщиной. Беннет Фартингтон под присягой поклялся, что капитан Денти маленький и жилистый, его лицо настолько изуродовано, что он больше не похож на мужчину.
Скотт Хансон с облегчением обнаружил, что теперь может смеяться вместе с Клодом и при этом не держать на него зла.
Глава 17
Клоду
Алексис стояла у стола, чуть склонив голову, поправляя свечу в бронзовом подсвечнике. Пламя бросало нежные отсветы на ее лицо. Клод улыбнулся, уловив на нем знакомое решительное выражение. Взгляд его скользнул ниже, вдоль горла, на котором, словно подмигивая ему, сверкало серебряное колье. Незамеченный, он продолжал любоваться ею и тогда, когда Алексис, поставив подсвечник на стол, отошла на шаг, чтобы оценить сделанную работу. Подняв глаза от свечи и увидев Клода, она не удивилась. Восхищение в теплом свете его взгляда было отмечено лишь опущенными в знак благодарности ресницами. Обогнув стол, Алексис сделала к нему несколько шагов. Небесно-голубой наряд издавал при каждом ее движении шелест, напоминавший шепот, а распущенные по плечам волосы колыхались золотым ореолом. Глаза ее блеснули ярким, тревожным огнем, когда он взглядом спросил о том, о чем не решался спросить словами.
Алексис протянула руку, и Клод, крепко сжав ее, повел Алексис назад, к столу. Там их ждали два бокала, доверху наполненные темно-красным вином.
— Сегодня у нас праздник, — тихо сказала она, поднимая свой бокал.
Хрусталь коснулся хрусталя, и это касание было таким же интимным и нежным, как встреча их рук.
— Повод? — спросил Клод, задерживая бокал у губ.
— Несколько сразу.
Алексис пригубила вино, наслаждаясь волшебными оттенками его вкуса.
— Несколько часов назад я закончила свой первый, после возвращения к жизни, день в качестве капитана.
— А кажется, словно ты никогда и не прерывала это занятие.
— Благодарю. Еще мы пьем за то, что находимся всего в неделе хода от Нового Орлеана, а значит, надеюсь, и от Траверса.
— За окончание поисков.
— Да. И еще мы поминаем «Надежный».
— Кто сказал тебе?
— Пич. Ты мог бы и сам рассказать мне это, Клод.
— Я сделал только то, что был в состоянии сделать, не более.
— И наконец, — Алексис снова подняла бокал, — за то, что мы вдвоем.
— Действительно вдвоем?
— Прошлая ночь была последней, которую мы провели в разных каютах.
— Вот это, — с энтузиазмом воскликнул Клод, — стоит отпраздновать.
— Совершенно с тобой согласна.
Подойдя к нему, Алексис оттянула воротник его полотняной рубашки так, что показалась бронзовая от загара грудь; она прижалась к ней губами, слушая, как под солоноватой теплотой плоти бьется сердце.
Клод засмеялся глубоким, грудным смехом. Она подняла свои золотые, с чуть туманной поволокой глаза. В глубине ее черных зрачков играл огонек — тот бесовский огонек, что побуждал к действию. Клод не шевельнулся, ни жестом, ни взглядом не давая ей понять, что ему приятна ее близость. Она хотела победить его, и Клод поступал так именно потому, что она все еще считала необходимым побеждать. Он спокойно поднес бокал к губам и сделал большой глоток. Поставив вино на стол, он сказал:
— Мне нравится, когда ты так на меня смотришь.
— Как?
— Ты не догадываешься?
Алексис отрицательно помотала головой. Корабль покачивало, и пряди ее золотистых волос тоже покачивались, касаясь ее щек и губ. Клод чуть улыбнулся, убирая ей волосы с лица.
— Не догадываешься, чем ты сразила меня в тот самый момент, когда я вошел к тебе?
— Сразила тебя? — недоверчиво переспросила Алексис.
— Да, именно так.
— Нет.
Взяв ее за подбородок, Клод большим пальцем нежно погладил приоткрывшиеся ему навстречу губы.