Невеста страсти
Шрифт:
Вначале я не мог принять то, что произошло со мной. Я верил, что моя семья сумеет добиться моего освобождения и этот кошмар — служба в Британском флоте — скоро для меня закончится. Некоторым повезло, и они обрели свободу. Когда слухи о спасенных перестали доходить до меня, я понял, что не могу надеяться ни на помощь семьи, ни на помощь моего правительства. Тогда я взял дело своего освобождения в собственные руки. Наверное, так я должен был поступить с самого начала…
— Ты пытался спастись?
— Я спасся.
— А порка?
— В наказание за неудачный побег. Вторая — за два
— Два? — переспросила Алексис, с трудом сдерживая ужас. — Дважды они сделали это с тобой, и все же ты им не сдался?
Клод кивнул.
— Я прослужил на «Гренаде» восемнадцать месяцев, прежде чем попытался бежать в первый раз. Там я встретил Лендиса. Я хочу сказать, Алекс, я бы не отступил и перед четвертой, и перед пятой попыткой, если бы все предыдущие окончились неудачно.
Алексис уронила голову на подушку. Рука ее, лежавшая на плече у Клода, скользнула вниз, к его груди.
— Тогда ты знаешь, что я буду пытаться бежать, чего бы мне это ни стоило.
Это был не вопрос. Она подтверждала то, о чем он должен был давно догадаться.
— Да, — тихо сказал он.
— Но ты все же будешь стараться удержать меня.
— Да.
— Потому что тебе кажется… ты считаешь, что любишь меня.
Алексис говорила с запинкой, будто слова, которые она не хотела произносить, давались ей с трудом.
— Потому что я знаю, что люблю тебя.
Его ответ был быстрым, без раздумий, без колебаний. Алексис зябко поежилась, несмотря на тепло.
— И ты будешь брать меня в постель, зная, что каждый раз может быть последним?
— Да.
Он подождал, пока она придвинется ближе. Голова ее покоилась у него на плече, и ноги их переплелись. Когда она устроилась поудобнее, он сказал:
— И ты будешь позволять мне любить тебя, зная, что тебе будет с каждым разом все труднее допускать мысль о том, что все это может быть в последний раз.
— Да.
Оба молчали. Она слушала, как корабль разрезает волны, слушала пульс Клода и то, как бьется под ее рукой его сердце. Оно билось в такт кораблю. Эти двое были едины — он и его корабль. Впрочем, почему это должно ее удивлять? Он здесь дома. Это она была не у места, и ей надо было уйти, исчезнуть отсюда до того, как она почувствует, что слилась с этим кораблем и его хозяином так, что разделить их уже невозможно.
— Возьми меня, Клод!
Голос ее прорвал тишину, скомкал, столько в нем звучало страсти, отчаяния… и нежности. Одного только не было слышно в этом призыве и не будет ни в чем, что с этой минуты она станет делать, — сомнений. Она знала, чего хочет. Сейчас она была в этом более уверена, чем когда бы то ни было прежде. Мысль о свободе прожигала ей мозг, словно каленым железом, клеймила ее, как клеймил ее Клод, выковывая для нее цепь, невидимую и одновременно сверкающую от жара, цепь, становившуюся все прочнее по мере того, как губы его прокладывали цепочку поцелуев вдоль ее горла.
На этот раз все закончилось раньше. Для каждого из них накал страстей был выше, желание мощнее, так что промедление казалось просто невыносимым, оба отчаянно, с какой-то безоглядной решимостью стремились к концу. Казалось, будто сила эмоций, заложенная в ее голосе, в ее словах, словно
Когда все закончилось, Алексис увидела, что ее ногти добавили новых царапин на его спине; он же ласкал ее так, что рана на плече снова стала кровоточить. Это испугало Алексис. Казалось, нечто свыше доказывает им, что их отношения самой судьбой предназначены нести им боль. Она посмотрела на Клода, но, не найдя в его лице подтверждения своим страхам, решила, что волнуется зря.
— Мне надо идти наверх, — сказал он, перебинтовав ей плечо.
— Мне тоже.
Алексис увидела, что он готов возразить, и приложила палец к его губам, призывая к молчанию.
— Мне надо работать. Я хорошо отдохнула ночью, хотя сон мой был прерван утром довольно интересным путем.
Алексис отдернула палец, когда он зажал его между зубами. Она улыбнулась, услышав его смех.
— Так значит, ты опять превращаешься в юнгу? — спросил Клод как можно непринужденнее.
— Да, на то время, пока мы не одни, — ответила она. — Но, Клод, я никогда, никогда не буду юнгой, оставаясь наедине с тобой.
Он кивнул и помог ей надеть рубашку, впервые получая удовольствие от этого занятия. Пока она заплетала волосы и умывалась, капитан оделся. Алексис, сидя на стуле, улыбаясь, смотрела, как он натягивает сапоги, столь тщательно начищенные ею накануне. Клод заметил ее взгляд и улыбнулся в ответ.
— Я, кажется, не успел поблагодарить тебя за отлично сделанную работу.
Они подошли к двери одновременно, и Алексис глянула на него в нерешительности, прежде чем переступить порог.
— Что-то не так? — спросил Клод.
Она засмеялась.
— Я как раз подумала, что, если кто-то увидит, как мы выходим из моей каюты вместе?
— А если и так?
— Мы только подтвердим то, что они считали неизбежным с самого начала.
Клод усмехнулся и поцеловал ее в лоб. Алексис открыла дверь, и они вместе вышли из каюты, чтобы вновь предстать перед командой в качестве капитана и юнги.
Моряки рады были увидеть Алексис живой и здоровой. Она принялась за работу с энтузиазмом, который поражал каждого. Работая, Алексис без смущения беседовала с матросами, так же, как накануне, рассказывая им, что собирается предпринять, когда покинет корабль. Она продолжала расспрашивать о том, в чем разбиралась слабее, и получала ответы все более и более компетентные: моряки с большей готовностью отвечали ей, проникнувшись серьезностью ее намерений. Алексис видела, что Клод наблюдает за ней со шканцев, но она знала, что он не помешает ей.
К полудню Алексис дошла до изнеможения. Плечо болело невыносимо. Она села на палубу, прислонившись к ящику, в котором хранились сигнальные флаги, и стала высматривать, не покажется ли где капитан. Ей хотелось сказать, что она слишком устала, чтобы продолжать работу, и попросить выходной. Но Клод все не показывался, и Алексис на минуту закрыла глаза, твердо намереваясь разыскать его, как только почувствует себя лучше.
Как-то невзначай минута растянулась на несколько минут, и Алексис сама не заметила, как уснула.