Невеста
Шрифт:
— Постараюсь. Недели три-четыре назад вы вели следствие по делу двух молодых людей: Харламова и Васина. Верно?
Упоминание об этом деле было неприятно Пивоварову.
— Кто вы такой? — строго спросил он. — Родственник? Чей? Харламова? Васина?
— Видите ли, я был народным заседателем в суде, который слушал это дело.
«Невелика птица», — отметил про себя Пивоваров.
— Следовательно, вам должно быть известно, — официальным тоном сказал он, — что следствие закончено и приговор вынесен.
— Знаю, — согласно кивнул головой
Пивоваров уже хотел было сказать: «Да, не располагаю», — но удержался. «Надо все-таки выяснить, о чем речь», — подумал он и, не отвечая на последние слова Митрохина, сухо сказал:
— У меня нет этого дела. Оно находится в суде, если уже не списано в архив.
— Разумеется, — согласился Митрохин и как бы между прочим добавил: — Я знаком с материалами следствия и суда. Но мне хотелось поговорить, так сказать, с живым человеком. С тем, кто непосредственно общался с обвиняемыми с момента происшествия до суда.
— Я был следователем по этому делу, — все так же сухо и официально сказал Пивоваров.
«В конце концов, — подумал он, — я вовсе не обязан отвечать этому старикашке. Скажите пожалуйста — народный заседатель! Пусть обращается в свой суд, если ему что-то понадобилось…»
Но тут же внутренний голос подсказал Пивоварову, что возвращение к делу Васина — Харламова отнюдь не в его интересах. Во всяком случае, до тех пор, пока он не выяснит, что, собственно, надо этому старику…
— То, что вы были следователем по этому делу, и заставило меня обратиться именно к вам. Как к наиболее осведомленному человеку, — сказал Митрохин.
Пивоваров промолчал.
— Насколько я помню материалы дела, — продолжал Митрохин, — пятнадцатого августа вечером вы выехали на Воронинское шоссе в связи с дорожным происшествием. Вы и капитан милиции Евстигнеев, так, кажется?
— Да, — ответил Пивоваров и добавил: — Он сейчас в отпуске.
— Приехав на место аварии, вы увидели грузовик, стоявших возле него Харламова и Васина, а также отброшенный на обочину велосипед. Верно?
— Все это изложено в материалах следствия, — заметил Пивоваров.
— Разумеется. Но меня интересуют сейчас не формальные подробности. Я не прокурор и не проверяю следствие. Меня интересует чисто человеческая сторона дела. Точнее, я хочу составить впечатление о характерах обвиняемых.
— Вы могли сделать это во время судебного заседания.
— Совершенно справедливо. Ко некоторые вопросы возникли у меня уже после суда. Впрочем, — Митрохин улыбнулся, — если вы хотели сказать, что я не имею официальных полномочий спрашивать вас, то, конечно, вы правы. Мне следовало бы обратиться в городской суд или в прокуратуру…
— Нет, почему же? — более дружелюбным тоном сказал Пивоваров. — Если я могу быть чем-то полезен…
— Спасибо. Итак, меня интересуют характеры обвиняемых. Вы, вероятно, успели их изучить…
— Конечно, —
— Ясно, — как бы не сомневаясь в правоте Пивоварова, кивнул Митрохин. — Значит, впечатление сразу сложилось плохое. Но почему?
— Я почувствовал в этом парне одного из нынешних юнцов, самоуверенных, заносчивых, наглых… Теперь много таких развелось.
— Значительно больше, чем нужно, — усмехнувшись, отозвался Митрохин. — Все же было бы хорошо, если бы вы помогли мне уяснить, почему Харламов произвел на вас именно такое впечатление.
— Пожалуйста, — сказал Пивоваров. Он уже почти убедился, что Митрохин просто старый чудак, каких немало среди пенсионеров, и радовался, что его смутные опасения оказались напрасными. Он почувствовал даже нечто вроде симпатии к Митрохину. — Представьте себе: этот тип чуть не убил человека. Вы думаете, это его взволновало? Нисколько! Его взволновало совсем другое — то, что я обратился к нему на «ты»! Я, человек, который в два раза старше его!
— Так, — снова кивнул Митрохин. — Значит, он обиделся на то, что вы обратились к нему на «ты». Что же дальше?
— Дальше? Во время следствия он придумал наивную версию, что не заметил наезда, хотя слышал удар о крыло машины.
— Потом?
— Потом я опросил Васина.
— Какое впечатление произвел на вас Васин?
— Прямо противоположное. Был очень удручен, на вопросы отвечал вежливо. Я сразу понял, что произошло. Права у Харламова действительно были, но шоферского опыта — никакого. Такие парни вечно канючат, чтобы им дали подержаться за баранку. Васин и дал. Разумеется, это не умаляет его вины.
— Васин слышал удар о крыло машины?
— Он ехал в качестве пассажира, мог задуматься, не придать значения…
— Слышал или не слышал?
В том, как это было сказано, Пивоварову почудилось недоброе, и он бросил на Митрохина настороженный взгляд. Но Митрохин спокойно протирал платком очки.
— На очной ставке, — отчетливо сказал Пивоваров, — Васин категорически утверждал, что не слышал. И что Харламов его ни о чем не спрашивал.
— А Харламов утверждал, что спрашивал?
— Ничего он не утверждал, — пожал плечами Пивоваров.
— Зачем же потребовалась очная ставка?
Пивоваров опять посмотрел на Митрохина настороженно и с досадой подумал, что дал втянуть себя в разговор, который ему меньше всего хотелось вести. Но отступать было поздно. Всякая попытка уклониться от беседы или прервать ее наверняка вызвала бы подозрения у этого въедливого старика…
— Процессуальные нормы требуют, — назидательно сказал Пивоваров, — прибегать к очной ставке во всех случаях, когда в показаниях граждан, привлеченных к следствию, есть противоречия.