Невеста
Шрифт:
— Да, — коротко ответил Пивоваров, силясь понять, зачем старик задал ему этот вопрос.
— К сожалению, дома вас тоже не было. Мне никто не ответил.
— Я к вашим услугам, — сказал Пивоваров. Он уже ругал себя за то, что посмотрел на часы.
— Тогда позволю себе еще кое-что спросить. Мне все-таки непонятно поведение Харламова на очной ставке. Если бы Васин подтвердил, что Харламов спрашивал его о причине удара, ведь это было бы ему, Харламову, явно на пользу.
— Вы читали протокол и знаете, что Васин это решительно отрицал, — быстро сказал Пивоваров.
—
— Раньше?.. — снова насторожился Пивоваров. — Откуда у вас такие сведения?
— Да от вас же! — простодушно произнес Митрохин. — Вы же сами сказали, что очная ставка дается в том случае, если показания расходятся.
«Ловит, ловит!..» — сказал себе Пивоваров.
— Вы делаете произвольный вывод из моих слов, — произнес он как можно более солидно. — Я дал очную ставку для того, чтобы Васин мог уличить Харламова. Понимаете? Чтобы он в присутствии Харламова заявил, что никакого разговора об этом у них не было.
— Да, на следствии Васин это заявил, — задумчиво сказал Митрохин. — И на суде тоже. Но вот сейчас… Сейчас он написал такое заявление…
Митрохин полез во внутренний карман пиджака, достал бумажник и, вынув аккуратно сложенный листок, протянул его Пивоварову.
Быстрее, чем ему хотелось бы, Пивоваров развернул бумагу и пробежал ее глазами. Ему сразу все стало ясно. «Дурак, идиот несчастный! — мысленно клял он себя, делая вид, что внимательно изучает документ. — Как я не понял, что старик пришел неспроста?! Зачем я ввязался в этот разговор?»
Положив заявление Васина на стол, он глухо спросил:
— Чего вы от меня хотите?
— Это же ясно, Алексей Михайлович, — живо откликнулся Митрохин, — хочу узнать: почему Васин сначала говорил одно, а потом другое?
— Это должен объяснить сам Васин! — вырвалось у Пивоварова.
Митрохин взял со стола заявление и спрятал его в карман.
— Полагаю, — глядя в упор на Пивоварова, сказал он, — в конце концов Васин это объяснит.
В его словах Пивоварову послышалась прямая угроза.
— Послушайте, товарищ Митрохин, — воскликнул он, и в голосе его зазвучали жалобные нотки, — но это же обычное дело! Сколько раз уже так бывало! Получив более или менее мягкий приговор суда и понимая, что теперь ему ничто не угрожает, подсудимый начинает рассказывать байки своим родным и знакомым!
— Вряд ли Васин мог считать, что после такого заявления ему ничто не угрожает, — с усмешкой сказал Митрохин. — Позвольте все же повторить вопрос: как вы думаете, почему Васин теперь вдруг признался, что выпил? Почему? Ведь эта, как вы изволили выразиться, байка может дорого ему обойтись! Согласны?
«Что ему ответить? — лихорадочно думал Пивоваров. — Может быть, возмутиться, дать отпор, сказать, что Митрохин явно превышает свои полномочия?.. Но что дальше? Старик пойдет к прокурору. Или в партгосконтроль. Или даже в обком. У пенсионеров куча времени. Будет капать на меня. Начнется переследование. Нет, этого надо избежать во что бы то ни стало. Заявление Васина, само по себе, бездоказательно. Но вмешательство старика может все изменить. Что же делать? Надо нейтрализовать Митрохина.
Но Пивоваров прекрасно понимал, почему молчит. Еще во время телефонного разговора с Волобуевым он почувствовал, что начальнику строительства не безразлично, как будет развиваться следствие по делу Харламова. Но, может быть, еще более ясно он почувствовал, что об этом следует молчать. Вот он и молчал. Однако сейчас наступил момент, когда, по его мнению, молчать было уже нельзя.
И Пивоваров не выдержал.
— Если вы сомневаетесь в моей оценке Харламова, поговорите хотя бы с товарищем Волобуевым, — сказал он.
Это имя, как и ожидал Пивоваров, произвело впечатление. Митрохин высоко приподнял брови, наклонился вперед и удивленно переспросил:
— Вы имеете в виду начальника Энергостроя?
«Начальника Энергостроя, члена бюро райкома и члена обкома!» — хотелось крикнуть Пивоварову, но он ограничился тем, что просто кивнул.
— Неужели он знает этих ребят?
— Видимо, знает, — усмехнулся Пивоваров.
— Его мнение повлияло на ход следствия?
Пивоваров вздрогнул. Он понял, что сам поставил себе капкан. «Зачем я назвал это имя? — мысленно воскликнул он. — Кто тянул меня за язык? Какое дело этому старику до Волобуева! Что ему до авторитетов! Ведь пенсии его никто лишить не может!»
Надо было срочно найти выход из положения.
— На следствие никто повлиять не может, — торжественно произнес Пивоваров. — Его ход определяют только факты.
— Почему же Васин отказался от своих прежних показаний?
— Понятия не имею! С ним надо еще разобраться. Выяснить: какие выгоды он преследовал, подавая свое заявление?
— Какие же выгоды? Он может только пострадать…
— Не знаю, не знаю… — ответил Пивоваров. Ему показалось, что Митрохин забыл о Волобуеве, и он решил отвлечь старика как можно дальше от этой опасной темы. — Мы, юристы, не любим поверхностно судить о мотивах того или иного поступка. Не сомневаюсь, что у Васина есть корыстные интересы. Кстати, ко мне приходила любовница Харламова. Не исключено, что она наведывалась и к Васину. Может быть, передала ему деньги. Возможно, Харламов знает о Васине что-либо компрометирующее. Он мог оказать на него давление с целью добиться пересмотра своего дела. Всякое бывает.
— Бывает, — согласился Митрохин. — Между прочим, вы совершенно исключаете, что эта девушка руководствуется чистыми побуждениями?
— Женщины, связанные с уголовными элементами, редко руководствуются чистыми побуждениями. Практика доказывает это. Вообще бы, на мой взгляд, переоцениваете так называемое нравственное начало. Поверьте мне.
— А вы недооцениваете?
В сознании Пивоварова промелькнула вдруг спасительная мысль: «Нравственное начало!..» Как ему раньше не пришло в голову перевести разговор из юридического русла в нравственное?