Невеста
Шрифт:
Впрочем, я опять забегаю вперед, все так соединено, воспоминания так связаны друг с другом, так путаются во времени и разных историях. Но я ничего не могу поделать, в этом память моя, осмысленное впоследствии неразрывно связано с тем, что было вначале, и я не вижу, как избавиться от этой связи, да и надо ли это делать. Главное, я пообещала быть честной, и я честна, а если кому–то неприятно сказанное мной, или там я кажусь отвратительной, то мне очень жаль, ведь я сама не могу себя считать какой–нибудь паршивой блядью, а если тем, что я пишу, я создаю такое впечатление, то я, знаете ли, пишу о мире, частью которого являюсь, или мир вместе с вами является частью меня, поэтому стоите ли вы на четвереньках и принимаете с двух сторон бандитские дурно пахнущие хуи, или преподаете в
Вспоминая о Свете, я должна добавить, что рожавших проституток было очень много, в других экипажах они составляли большинство, и не все они были похожи на Свету. Многие постоянно думали о своих детях, их лица буквально преображались, когда они мечтали о том, что подарить малышу, и как он обрадуется, словом, это были хорошие матери, которые вышли на панель от настоящей безысходности, и я бы хотела рассказать об условиях, в которых жили эти женщины и их семьи. Напомнить о том, что они часто голодали, что в те годы постоянно отключался свет и отопление, что горячая вода была праздником, что транспорт еле ходил и был постоянно переполнен, что честно накопленные советские рублики стали бумажками для оклеивания сортиров, что не было реальной медицинской помощи, и народ занимался самолечением, заглатывая любую отраву, забракованную европейскими комиссиями, но заполнившими наши аптеки. Добавьте сюда то, что среди парней того времени, наших потенциальных женихов, было принято мечтать не о профессии врача или космонавта, а о блестящей бандитской карьере и крутой тачке. А что есть баба для такого героя? Правильно, соска, блядь, не более того. И темные пустыри и переулки заполнила мрачная шпана, которая насиловала и калечила любую неосторожную девушку, по случайности попадавшую им в лапы.
Я не буду до конца честной, если скажу, что восхищалась женщинами, рожавшими детей в то мрачное время. Я считала их дурами и не собиралась повторять их глупости.
И все–таки я вынуждена признать, что мы не сильно–то отличались, и я не задирала нос перед теми, кто был, по моему мнению, ограниченнее или тупее. С одной стороны, мне не нужны были враги, а с другой — все мы были обездоленные российские невесты девяностых. Невесты, вышедшие на панель.
Нет, я не пытаюсь никого разжалобить. Мне не суждено было выйти за Мишку, потому что меня ждала другая жизнь, и я осознанно шла к ней, ради нее преодолев брезгливость, выдерживая боль и унижения. Наверное, это звучит слишком пафосно, и, пожалуй, тут время рассказать, как я совершила не меньшую глупость, чем другие.
В один из первых осенних дней меня выбрал симпатичный бизнесмен, который только что проводил жену к ее родителям. В те времена коммерсанты совершенно не отличались от братвы, поскольку честный бизнес на заре нашего капитализма мог привести только к банкротству. Это мне как раз и поведал тот парень, очень приятный и разговорчивый. Он взял меня на два часа, потом позвонил диспетчеру и продлил еще на столько же, мы с ним кувыркались в кровати, в ванной, на полу, а в перерывах пили вино и поедали содержимое его холодильника. Он рассказал мне, что закон составлен специально так, чтобы люди платили взятки, которые идут наверх, что нигде в мире нет такого закона, чтобы налогом облагалась прибыль еще перед тем, как ее получили, и что поэтому надо быть хитрым и уметь договариваться, а я впитывала все это как губка, радуясь, что почти не переспрашиваю его — и все понимаю.
Я очень старалась, чтобы этот коммерсант заказывал меня и дальше, делала с ним такое, что еще не пробовала ни с кем, и он, казалось, был тоже очарован мной. В Брянске вообще нечасто встречался клиент, с которым получаешь удовольствие от общения. Я с сожалением попрощалась с ним, а в машине узнала, что ожидается большой «субботник», и меня ждут в «нашей» сауне.
Вообще–то своих саун у бригады Клима несколько, но одна, самая большая, с бассейном, была излюбленным
У меня даже не сильно испортилось настроение, потому что за четыре часа мне уже должны были перепасть деньги, плюс чаевые я получила хорошие. Что ж, не в первый раз это будет, да и в предыдущий Леший меня выхватил буквально из лап расписанного уркагана, так что я даже не успела познакомиться с его коллекцией шаров.
Оказалось, что имеет место прием гостей из Тулы. Хоть о таком и не говорят в открытую, все знают, что в этом городе производят лучшее оружие России, и поэтому все хотят дружить с тульскими, чтобы иметь канал поставок смертоносного железа, а самим тульским брянские были нужны как рынок сбыта и пушечное мясо на случай войны. От Брянска до Тулы можно доехать за несколько часов, и это немалый аргумент для бандитских стрелок, которые обычно принято назначать на следующий день. Что касается всей этой информации, то ее источник Леший, и благодаря ему я знала, что в оружейной Туле кровь льется намного чаще, чем у нас, и даже вроде бы там власти издали постановление для всех лепил не принимать подстреленных братков под угрозой увольнения и дисквалификации.
Представляю поднятого с постели врача, который решительно отказывает в помощи окровавленной толпе, волокущей подстреленных друзей… Нет, законы точно у нас выдумывают или олигофрены, или расчетливые подлецы, чтобы вышибать из народа мзду.
Тульских было человек шесть, они приехали на двух машинах, и среди них был один пожилой авторитетный вор, один положенец, чуть моложе, а остальные были вроде бы обычными братками, без особенных регалий. Брянских явилось чуть больше, может быть, восемь или девять. Для такой толпы, которая с трудом поместилась за обеденным столом в центральной комнате «Нашей», было собрано около десяти девчонок. Конечно, гости и хозяева уже успели поесть до этого в ресторане, а за столом сидели, просто общаясь, по русской традиции. Само собой, была выставлена батарея бутылок с водкой и пивом, на блюдах громоздились раки и вяленая рыба из Десны. Вдоволь было вина для девочек, и еще модного тогда ликера «Амаретто», который считался роскошью, а конфеты для нас поставили на камин, так как на столе места уже не было.
До того, как я увидела Бориса, я не могла точно сказать, что вот некий мужчина «мой». Я слышала, как другие восторженно рассказывают, что де увидели «его» и низ живота свело, или между ног помокрело, или что–нибудь в этом духе. Я же всегда спокойно относилась к смазливым мужикам, считала себя холодной, но с другой стороны, про себя гордилась, что хоть и не испытала еще ни разу в жизни оргазм, но взамен мне достался реальный взгляд на вещи и на людей, а главное — я не побегу ни за кем как овца за бараном.
Посмотрев на Бориса, вдруг поняла — стоит ему пальцем поманить — ни на миг не задумаюсь. От этого стало жутко, как никогда, и сладко одновременно. Одна часть меня вопила, что я теперь и есть тупая овца, другая же умоляла — выбери меня, возьми меня, неужели ты не видишь, что я твоя, отныне и до конца времен.
Конечно, я понимала, что поджарый и красивый Борис привык к обожанию баб. Было видно, что он и не смотрит особо в нашу сторону, в то время, как остальная братва, уже чувствуя близость окончания ихних терок, маслеными глазками ощупывает наши тела, завернутые в простынки.
Этот момент, кстати, самый важный. В саунах очень быстро определяется, кто кому симпатичен, и обычно я старалась казаться грустной серой мышкой, чтобы поскорее улизнуть. Однажды я вообще никого не привлекла и, быстренько одевшись, выскочила к машине, сказав Палычу, что никто меня не захотел. Мой поступок остался тогда незамеченным, и я надеялась его в будущем повторять, если меня не будут выбирать в первую очередь.
Но в этот вечер какой–то злобный демон завладел мной, и я стала ловить взгляд немного раскосых Борисовых темных глаз, принимать соблазнительные позы, выставляя из–под простыни свою маленькую ножку с высоким подъемом, и звонко смеяться, вроде бы обращаясь к другим девочкам.